Ознакомительная версия. Доступно 8 страниц из 37
Гравюры Пиранези очень красивы, но в них есть ошибки. В трехчастном храме, план которого восстановлен по Витрувию, Пиранези помещает три целлы, в них находились статуи богов, вдоль одной из сторон святилища, в то время как в реальности они выходили непосредственно в заднюю часть наоса. Крыша прорисована с чрезмерной тщательностью. Разделяя преобладавшее в то время мнение, Пиранези считал, что этрусское искусство происходит от египетского. Однако в связях, которые Пиранези обнаруживает между этрусками и искусством Древнего Рима, содержится не просто зерно истины, а нечто куда большее.
Такая защита национального искусства древней Италии нашла противника в лице выдающегося французского любителя искусства Пьера Жана Мариэтта. Он был поклонником Пиранези, но считал, что тот приписывает грекам слишком незначительную роль в развитии римского искусства. По его мнению, именно Греция влияла на Рим. Мариэтт твердо выражает свое мнение в письме в «Gazette Littéraire de l'Europe», опубликованном в приложении к этой газете в воскресенье, 4 ноября 1764 г. Аналогичное расхождение во мнениях и поныне наблюдается у некоторых ученых. В таких запутанных вопросах чрезвычайно затруднительно прийти к истине, если, вместо того чтобы выносить тщательно взвешенное суждение, пытаться решить сложные проблемы с помощью формулировок, которые, как правило, оказываются отчасти ложными. Мариэтт не был исключением из этого правила, когда писал: «Синьор Пиранези утверждает, что, когда римляне впервые захотели возводить массивные здания, основательность которых приводит нас в изумление, они были вынуждены обратиться за помощью к своим соседям – этрусским архитекторам. С теми же основаниями можно сказать «за помощью к грекам», ибо этруски, происходившие от греков, были невежественны в искусствах и знали лишь те из них, которым были обучены их предки в стране, откуда они пришли». Ошибочное рассуждение, хотя его можно встретить и в некоторых современных сочинениях.
Дискуссия между Пиранези и Мариэттом на этом не заканчивается. Пиранези, оскорбленный замечаниями противника, довольно едко отвечает ему в «Osservazioni». Он справедливо критикует смелое утверждение оппонента, что этруски были греками. Кроме того, он упрекает Мариэтта, что тот недооценивает римское искусство, которое француз рассматривает всего лишь как искаженный отголосок греческого искусства.
Этот диспут имеет большое значение в истории этрускологии, так как привлек внимание публики к фундаментальной проблеме происхождения этрусков. Тем временем Пиранези – и как археолог, и как итальянский патриот – продолжал интересоваться памятниками тосканского искусства. Он ездил и в Кортону, и в Кьюси, чтобы на месте скопировать фризы, украшавшие стены некоторых гробниц. В изданном в 1765 г. труде «Delia introduzione e del progresso delle Belle Arti in Europa nei tempi antichi» он снова обращается к некоторым фундаментальным идеям, которыми руководствовался в своем диспуте с Мариэттом. Несколько иллюстраций в его новой книге воспроизводят геометрические орнаменты, скопированные с расписных фризов недавно открытых гробниц в Тарквинии и Кьюси. Пиранези дает довольно фантастические интерпретации и помещает на одну гравюру различные элементы из различных гробниц. Отсутствие точных указаний, откуда скопированы узоры, и ложные интерпретации в значительной степени лишают работу Пиранези ценности как исторический документ.
Нельзя не заинтересоваться методами самых знаменитых ученых того времени – Винкельмана и графа де Кайлюса. Однако Винкельман, значительно повлиявший на развитие идей и на искусство своего времени, ни в своей жизни, ни в работах не демонстрирует сколько-нибудь реального интереса к этрусской археологии и искусству. В своих пространных сочинениях он не обращается к этрусским коллекциям, собранным во Флоренции, Кортоне и Вольтерре. Не пользовался он и многотомными трудами Гори. Его наблюдения и замечания по поводу этрусского искусства достаточно скудны, невзирая на живость его интеллекта, в основном это довольно поспешные общие рассуждения. Однако Винкельман заслужил нашу большую благодарность: в отличие от общепринятого мнения того времени, он подметил, что большинство ваз, найденных в этрусских гробницах и в земле Кампании и Сицилии, имеют греческое, а не этрусское происхождение, и отстаивал это мнение. Но лишь аббату Ланци удалось обосновать этот факт научно.
Иное впечатление возникает у нас от «Recueil d'antiquités égyptiennes, grecques, etrusques at romaines»[5], изданного графом де Кайлюсом в Париже в 1752 г. Действительно, Кайлюс, изучая этрусское искусство, сталкивается с теми же трудностями, что и его современники. Но он более осторожен, чем Винкельман, и его суждения о древностях, которыми он либо владел, либо мог видеть, всегда основательны и точны. Он признает свое невежество, и такие рассуждения, как нижеследующее, могут принадлежать лишь истинному ученому. «В этой области, – пишет Кайлюс, – часто приходится иметь смелость не знать и не стесняться предположений, которые приносят больше чести, чем помпезная демонстрация бесполезной эрудиции». Он понимает значение и необходимость сравнения предметов аналогичных или принадлежащих к одной серии. «Хотелось бы, чтобы документальные свидетельства чаще подкреплялись сравнительным методом, который для антиквария является тем же, чем являются для физика наблюдения и эксперимент». Кайлюс возвращается к той же идее, когда сожалеет, что слишком часто не может решить, следует ли приписывать конкретный предмет египтянам, грекам или этрускам: «Мы находимся не в том положении, чтобы различать произведения этих различных народов, у нас недостаточно предметов для сопоставления».
Те же воззрения позволили аббату Ланци опровергнуть заблуждение, укоренившееся в этрускомании его времени, о том, что все расписные вазы, найденные в итальянской земле, приписывались этрускам. В трех диссертациях, опубликованных им во Франции в 1806 г. под общим названием «Dei vasi antichi dipinti volgarmente chiamati etruschi», мы видим ту же интеллектуальную честность, что и в работах графа де Кайлюса. Значение его выводов велико, поскольку впервые было проведено определенное, хотя по-прежнему не до конца полное, различие между греческой и этрусской керамикой, и эта работа может считаться отправной точкой для современной науки. Аббату Ланци пришлось бороться с очень древним предрассудком, распространенным в обществе. Ведь и Гете писал в своем «Italienische Reise»[6], изданном в 1787 г.: «Теперь этрусские вазы оцениваются очень дорого… Нет ни одного путешественника, который не желал бы их приобрести…» Так, аббат не без грусти замечает: «Non vi é errore piu difficile a sterminare di quello che a radice in una falsa nomenclatura» – «Труднее всего искоренить те ошибки, которые основаны на ложной терминологии». Неверное название, продолжает аббат, все равно что фальшивая монета, пущенная в оборот. Даже если ее признают фальшивой в одной стране, все равно она останется в обращении в другом месте.
Он довольно решительно опровергает представления этрускоманов той эпохи, проведя тщательный анализ ваз и надписей на них. Почему, спрашивает он, мы должны приписывать этрускам предметы, имеющие на себе греческие надписи? С этим доказательством не сразу согласились. Почти невероятное количество прекрасных аттических ваз, извлеченных на свет благодаря раскопкам начала XIX в. в гробницах Вульчи, в самом сердце Тосканы, порождало непрерывные разговоры об этрусских вазах; «этрусская ваза», фигурирующая в одной из лучших новелл Проспера Мериме, конечно, была греческой вазой, сделанной в Греции или в одной из греческих мастерских, процветавших в Южной Италии начиная с IV в. до н. э. И только во второй половине XIX в. с этим заблуждением было покончено, так как в Греции нашли вазы с теми же греческими клеймами, что были и на вазах из тосканских могил.
Ознакомительная версия. Доступно 8 страниц из 37
