Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 65
Ближайшим к нам городом был городишко Тойа, расположенный в шести километрах от нашего дома. Иногда, когда мы приезжали в город по делам, местные дети ходили за папой хвостом и передразнивали его выговор. В такие моменты мне хотелось сильно ударить их чем-нибудь тяжелым и твердым. Но если вместе с нами была мама, Хелен и Бастер, я не могла себе позволить такое поведение и просто с ненавистью смотрела на этих злых детей. Сам папа вел себя так, словно назойливые дети вообще не существовали. Понятное дело, что он не собирался доставать свой револьвер и использовать его против малолетних, как он планировал поступить, скажем, с жестянщиком, но однажды, когда мы были в стойле для лошадей, пара детей настолько сильно досадила отцу, что я по его глазам заметила, что ему очень больно и тяжело. Бастер помогал загружать вещи в телегу, а я вернулась в стойло и быстро объяснила детям, что своим поведением они делают людям больно. Ребята выслушали меня, злорадно улыбаясь. Тогда я толкнула их в навозную кучу и быстро убежала. Скажу вам, что ни одно из плохих дел, совершенных потом мною в жизни, не доставило мне такого большого удовольствия. Единственное, о чем я могла пожалеть, — лишь о том, что не могла рассказать об этом папе.
Эти дети, да и многие взрослые, не понимали одного: мой папа плохо и непонятно говорит, но это не значит, что он был недоумок. Наоборот, с головой у него было все в порядке. Когда папа был мальчиком, у него была гувернантка-учительница, он прочитал много книг по философии и писал длинные письма известным политикам вроде Уильяма Тафта, Уильяма Дженнингса Брайена и Фредерика Севарта, который был госсекретарем США во время президентства Авраама Линкольна. Севарт даже отвечал папе, и папа очень дорожил его письмами и хранил их в небольшой железной коробке под замком.
Папа был настоящим мастером письма и выражения своих мыслей на бумаге. Я не знала человека, который бы выражал свои мысли в письменном виде более изящно и красиво. У папы был прекрасный витиеватый почерк, а его предложения — длинными и экстравагантными. Папа часто использовал сложные слова, такие, как mendacious[6] или abscond,[7] тогда как большинству жителей Тойи, чтобы понять, что эти слова значат, надо было с оханьем залезать в словарь. Папу очень волновали вопросы индустриализации и механизации труда, который, по его мнению, убивает душу человека. Кроме этого у него было еще два любимых конька: запрет употребления алкоголя и фонетическое написание слов. Обе эти проблемы папа считал причиной иррационального поведения своих современников.
Когда папа был подростком, он часто был свидетелем того, как пьяные люди начинали друг в друга стрелять. У его отца, моего деда, был на ранчо Рио Хондо собственный магазин горячительных напитков, и ему однажды пришлось застрелить пьяного клиента, который собирался застрелить его самого. Папа считал, что крепкий алкоголь — главная причина вымирания и деградации индейцев, а также того, что многие считают ирландцев сумасшедшими. Когда папиного отца убили, папа вылил весь алкоголь из запасов отцовского магазина. И когда я была маленькой, у нас в доме не было ни капли алкоголя, и все мы никогда не пили ничего, крепче чая, — к величайшему сожалению прибившегося к нам Апачи.
Папу ужасно раздражало, что правописание в английском языке не совпадает с фонетикой. Он громко протестовал против использования буквосочетаний наподобие sh или ph. Папа считал совершенно необязательным написание букв, которые не читаются в слове или в сочетании звуков. Папа придерживался мнения о том, что было бы гораздо проще читать, и гораздо проще построить общество всеобщей грамотности, если выкинуть подобные нечитаемые буквы из слов.
Школа в городе Тойя располагалась в одной комнате. Папа считал, что образование в этой школе плохое, поэтому решил обучать меня сам. Каждый день после обеда, когда на улице было слишком жарко для того, чтобы работать на открытом воздухе, он обучал меня грамматике, истории, арифметике и другим наукам. После окончания уроков с папой я начинала обучать Бастера и Хелен. Папиным любимым предметом была история, которую он преподавал мне, скорее с точки зрения ирландца. Он ненавидел первых переселенцев из Англии, которых презрительно называл «помами», и презирал основателей нации, которые в свое время создали Соединенные Штаты. Папа говорил, что эти люди — лицемеры, корчившие из себя святош. Они объявили всех людей равными, что нисколько не мешало им самим держать рабов и без зазрения совести истреблять мирных индейцев. В вопросе войны Америки с Мексикой папа занимал четкую промексиканскую позицию и считал, что США при помощи войны просто украли у Мексики земли к северу от реки Рио-Гранде. И папа утверждал, что южные штаты имеют полное право выйти из состава США, подобно тому, как в свое время Америка перестала быть колонией Англии и вышла из состава Британской империи. «Разница между предателем и патриотом очень тонкая и зависит исключительно от выбранной тобой точки зрения», — говорил он.
Папины уроки мне очень нравились, в особенности геометрия и другие точные науки. Мне нравилось учиться и постигать невидимые правила, объяснявшие тайны мира, в котором мы живем. Хотя мама с папой считали, что я получаю гораздо более качественное образование дома, чем в школе города Тойя, в 13 лет мне нужно будет пойти в настоящую школу, чтобы социализироваться и получить диплом. Папа говорил, что в этом мире недостаточно иметь хорошее образование, требуется документ, подтверждающий и доказывающий, что ты его получил.
Мама делала все возможное, чтобы ее дети росли и воспитывались так, как это принято в благородных семьях. Когда я занималась с Бастером и Хелен, мама равномерно сотней движений расчесывала мне волосы. Она откидывала мне волосы назад и втирала в проборы ланолин с костным мозгом для того, чтобы волосы больше блестели. На ночь мама вплетала мне в волосы небольшие кусочки бумаги, которые она называла папильотками. «Волосы — это корона женщины», — поговаривала мама. Она утверждала, что мой «мыс вдовы»[8] — самая красивая часть моего лица, но когда я сама внимательно рассматривала в зеркале V-образный клинышек волос на лбу, мне не казалось, что в нем есть что-то исключительное.
Несмотря на то что мы жили в глуши в шести километрах от города Тойя и могли на протяжении нескольких дней не видеть никого, кроме членов нашей семьи, Апачи и Лупе, мама всегда старалась выглядеть, как настоящая леди. Она была худой, невысокого роста, и у нее была такая маленькая нога, что она носила высокие ботинки на кнопках детского размера. Чтобы руки были белыми, она натирала их мазью, сделанной из меда, лимонного сока и буры. Мама носила корсеты, самым жесточайшим образом затянутые в талии, которые я помогала ей надевать и зашнуровывать. Из-за давления корсета мама часто теряла сознание, что считала показателем своего благородного происхождения, воспитания, тонкой натуры и нежной конституции. Я придерживалась прозаического мнения о том, что корсет мешал ей дышать. Когда мама теряла сознание, я должна была привести ее в чувство, поднеся ей под нос флакончик с нюхательной солью, который она носила на розовой ленте, обвязанной вокруг шеи.
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 65