Ознакомительная версия. Доступно 30 страниц из 148
— Теперь о твоем материальном обеспечении… — снова улыбнулся он, вспомнив, видимо, мой первый ответ. — Очень не обижу… Твоя должность числится в высшей номенклатуре — политбюро, — и рабочая неделя не нормирована. То есть если надо работать, то и в субботу, и в воскресенье изволь оставаться на рабочем месте. За это тебе полагается следующее: оклад 450 рублей в месяц плюс тринадцатая зарплата к отпуску, кремлевская столовая, она же так называемая «авоська», Первая поликлиника и Центральная клиническая больница 4-го Главного управления при Минздраве, автомашина, дача в одном из дачных поселков ЦК или КГБ, путевки в санатории 4-го Главного управления при Минздраве со скидкой 80 процентов тебе и 50 процентов — твоей жене… В детском саде, как я знаю, ты не нуждаешься… Ну, там еще разные мелочи — это тебе хозяйственники объяснят…
Для меня это показалось неожиданно высокой планкой материального обеспечения, которая никогда раньше и не снилась, хотя я получал, как журналист, довольно высокую по советским временам зарплату — 300–350 рублей, вместе с гонорарами, в месяц. Но слышал, конечно, и про «авоську», и про кремлевскую поликлинику, хотя и не представлял себе, как и все советские граждане, что это такое — привилегии номенклатуры в реальности.
Теперь, вспоминая это, я нарочно для читателей, слышавших что-то об этих привилегиях, но незнакомых с подлинными фактами, которые тщательно скрывают высокопоставленные советские мемуаристы, бывшие номенклатурщики, подробно расскажу о материальном обеспечении тогдашнего высокого начальства. И старое, и молодое поколение наглядно могут их представить себе и сравнить с полунищей жизнью народа. Но те привилегии не идут ни в какое сравнение с новыми, во много раз расширенными, какие создала себе современная правящая верхушка, которая присвоила их, в том числе и с помощью грандиозного казнокрадства.
Вначале все эти материальные детали, высказанные Юрием Владимировичем, про которого я знал, что он лично — почти аскет и бессребреник, в его устах мне показались странными. Тем более что однажды он во время наших бесед высказывался о том, что подобные материальные привилегии следовало бы отменить. Но позже, в конце 70-х годов, когда я напомнил ему эту его старую идею, он не стал возвращаться к ней. Видимо, назревала острая борьба за власть в Кремле, и даже простое озвучивание отдаленных планов такого рода могло лишить Юрия Владимировича поддержки той части номенклатурной верхушки, которая ему симпатизировала. Именно для укрепления опоры на высших партийных бюрократов, государственных чиновников, хозяйственных руководителей и военных верхов кормушка и прочие эксклюзивные блага были придуманы Лениным и Сталиным. Особенно Ленин стыдливо прикрывал в голодные годы после Октябрьского переворота негативный смысл слова «кормушка» благотворительным наименованием «столовая лечебного питания». Именно «вождь мирового пролетариата» ввел своим секретным распоряжением в голодном 1920 году совнаркомовские пайки. Сталин продолжил его заботу о номенклатуре расширением контингента тех, кто пользовался спецпайками и другими благами. Со своей стороны он ввел так называемые синие конверты для номенклатурных работников. Ежемесячно, в дополнение к должностному окладу, из которого вычитался подоходный налог и платились партийные взносы, партийные, военные, дипломатические и другие высшие чиновники, а также директора крупнейших предприятий получали в синем конверте вторую, точно такую же общую сумму, но из нее не вычитался налог и не требовалось платить партийные взносы. Хрущев, незадолго до своего смещения, отменил денежные сталинские синие конверты, но расширил другие привилегии номенклатуры.
С директором столичной «столовой лечебного питания», заведения, курируемого Девятым управлением КГБ, очень милым человеком, чуть старше меня, я позже познакомился. На мой стыдливый вопрос, как такая «авоська» может существовать при развитом социализме, когда для всех граждан должны быть вроде равные материальные условия, он спокойно разъяснил мне принципиальную основу заботы о номенклатуре: «Если профсоюзы на крупных предприятиях создают для своих работников удешевленные и диетические столовые, к каждому празднику готовят продуктовые заказы для них, то почему ЦК и правительство не могут делать того же для своего аппарата?» …В тот день все, что сказал Андропов о материальном обеспечении номенклатуры, казалось фантастическим и меня не касающимся. Он понял мое состояние, поднялся с кресла. Я сделал то же самое. Юрий Владимирович вновь протянул мне ладонь для рукопожатия и сказал:
— Ну, если согласен, то будем тебя оформлять!
Я что-то промямлил в ответ, и он исчез за двустворчатой дверью, откуда уже доносился нестройный гул нескольких голосов.
Через другую дверь в комнату вошел Женя Калгин, верный адъютант Андропова, который иногда возил меня за эти три года на встречи с Юрием Владимировичем.
— Поздравляю! — сердечно сказал он. Затем провел меня тем же путем к внутреннему подъезду, усадил в ту же машину и вывез назад к академии. Меня распирала радость, но я ни с кем ею не поделился, опасаясь сглазить несделанное еще дело. Самый длинный день в моей жизни продолжился…
Я не знал, сколько времени — дней или недель — будет тянуться оформление на новую должность и закончится ли оно благополучно для меня. Передо мной стоял пример двух-трех моих друзей по академии прошлого и нынешнего выпусков, вот так же начавших оформляться на весьма ответственные посты в Москве, но из-за анонимок вынужденных покинуть столицу, вернуться в свои обкомы, хотя и с приличным повышением. Как я понял, в академии никто не знал о предложении Андропова мне, так что каверз с этой стороны можно было не опасаться.
Тем не менее я принялся вспоминать, какая цепь случайностей привела меня к запоздалому поступлению в академию и встрече с Юрием Владимировичем в сентябре 1970-го.
«Очевидно, — думал я, — все началось с моей долгосрочной командировки в Швецию, куда я прибыл заместителем заведующего бюро АПН в Стокгольме в июле 1962 года. До этого, поступив на штатную работу редактора отдела стран Северной Европы Совинформбюро в сентябре 1956 года, я успел в 1960-м поработать семь месяцев в Финляндии в качестве редактора представительства СИБа в этой стране».
За громким со времен Великой Отечественной войны названием Советское информбюро, от имени которого шли в посольства иностранных государств в Москве, на радио и в газеты ежедневные сводки с фронтов Великой Отечественной войны, которые своим потрясающим голосом зачитывал по радио Юрий Левитан: «От Советского информбюро!..» — к концу 50-х годов скрывалась маломощная контора внешнеполитической пропаганды. Но изначально Совинформбюро, по мысли Сталина и Молотова, было создано как «хитрое» ведомство в системе Министерства иностранных дел, в задачи которого входило оказание постоянного пропагандистского давления на союзников СССР по антигитлеровской коалиции, в результате которого увеличивались бы поставки Советам военной техники, военных материалов, продовольствия и медикаментов. О значении, которое ему придавал Сталин, ясно говорил тот факт, что первым начальником Совинформбюро он назначил своего тогдашнего любимца, секретаря ЦК и Московского комитета ВКП(б) Щербакова. Затем, чтобы усилить сталинскую пропаганду среди американских евреев, Щербакова убрали из СИБа и начальником Совинформбюро был назначен заместитель наркома иностранных дел СССР Соломон Лозовский. Ему доверили сбор пожертвований еврейской общины США, направляемых на восстановление разрушенных немцами западных районов Советского Союза. В помощь Совинформбюро создали еще Еврейский антифашистский комитет, руководителем которого Сталин поставил гениального режиссера и актера Соломона Михоэлса.
Ознакомительная версия. Доступно 30 страниц из 148
