С последним пожеланием Педро сразу же согласился, категорично заявив: «Я считаю это удачным и желательным и приказываю алькальдам: в случае, если я пришлю такой приказ, арестовать указанных мною людей. Но не убивать их или подвергать пыткам, а сразу же сообщить мне об этом, чтобы я принял правильное с моей точки зрения решение. Ведь король — я». Разве кто-нибудь из кортесов Кастилии заподозрил, что под этой мнимой заботой о правосудии скрывалось всего лишь ревнивое желание самому принимать решение об отправке на тот свет своих жертв?
Стоит упомянуть также и о другом королевском указе, изданном в ходе этого важного заседания по пожеланию дворянства. По сути, он свидетельствует о стремлении к социальному равенству. Подобные проявления довольно странно наблюдать в расцвет феодализма, и это в итоге делает Испанию самой передовой державой того периода. Ордонанс «Мепеstrales» точно устанавливает стоимость рабочего дня земледельца и ремесленника и запрещает изменять ее под страхом расторжения контракта, привязывающего крестьянина к своему сеньору.
Не забыли и об экономической жизни страны: говорится о необходимости бережного отношения к лесам, оливковым рощам и сосновым борам, неисполнение чего карается самыми строгими наказаниями; вводятся ограничение цен на основные продукты и свободная продажа во всем королевстве пшеницы, вина, скота, мяса.
Некоторые указы довольно любопытным образом пытаются оградить общественную мораль: вводят санкции против чрезмерного налогообложения монастырей и капитулов; накладывают строгий запрет на сексуальные отношения между христианами и маврами или евреями; закрывают игорные заведения и дома терпимости; для сожительниц церковников, «которые бесстыдно носят богатые одежды», обязательной делают красную ленту на голове, чтобы отличать их от порядочных женщин…
Весь этот набор мудрых мер, бесспорно, следует отнести на счет прекрасного правления Альбукерка, который тем самым продолжал похвальное дело короля Альфонса XI. Не следует приписывать подобные заслуги личной инициативе его сына Педро, как будет позже утверждать легенда, желающая сделать из него непризнанного защитника народных свобод. Это не только не соответствует его молодому возрасту и полной неопытности в управлении страной, но и опровергается уже проявленной им жестокостью, которая станетединственным отличительным признаком его характера и правления.
Таким образом, великие начинания кортесов в 1351 году на деле нельзя приписать радующемуся восхождению на престол инфанту, который был всего лишь молчаливым юношей, выросшим в заброшенном замке. Наоборот, они окажутся последним светлым моментом великой эпохи, закончившейся с началом его правления. Кастилия XIII века блистала либерализмом и политической мудростью, подобных которым не наблюдалось более ни в одной стране. Кастилия при Педро Жестоком, изможденная его деспотизмом, выглядит в этом отношении значительно отброшенной назад.
Дух независимости и желание реформ, которые мы с удивлением находим в указах Вальядо-лида, дают нам, в сущности, представление о том, какова была Кастилия накануне правления Педро Жестокого и какой она попала в руки шестнадцатилетнего короля. Такое представление позволяет оценить масштаб зла, которое он ей причинит.
Больше всего поражают широта местных свобод и одновременно с этим согласие, царящее между сюзеренами и вассалами. Ничего подобного нигде более в феодальной Европе не наблюдалось.
Действительно, больше нигде не встречались следующие явления: близкие по своему значению к провинциальным и муниципальным институтам общественные образования и обычаи, от которых зависела даже корона королей; бегетерии, позволявшие самым бедным селам выбирать себе сеньора по своему желанию; любопытная привилегия денатурализации, дающая право любому дворянину прекратить вассальную зависимость; особое положение рыцарских орденов, члены которых не признавали никого, кроме короля и папы; полное равноправие христиан и евреев в торговле и личных свободах…
Своеобразие феодального строя по сравнению с жестокостью феодализма во Франции или Германии объясняется только борьбой с маврами, заставившей всех от мала до велика, знать и простолюдинов, замки и деревни объединиться для защиты общества от нападений и грабежей. На деле такая фактическая демократия — как доказывается Августином Тьерри в его труде об Испании — была нехарактерна для кастильского характера, но абсолютизму Габсбургов не удастся ее победить.
Однако с уверенностью можно утверждать, что вопреки легенде, сложившейся вокруг его имени, Педро Жестокий не только ничего не добавил к вольностям и народным свободам, существовавшим до него, но вся эпоха его царствования кажется самим отрицанием уроков и советов, которыми кортесы Вальядолида встретили его восшествие на престол.
III. Любовница и королева
Выше упоминалось, что граф Трастамарский, не простивший убийства матери, уединился в Астурии, где пытался собрать партию мятежников. Этот тщедушно сложенный человек отличался чрезвычайной целеустремленностью. Умный, весьма амбициозный, очень популярный в северных провинциях, он умело прикрывался естественным желанием отомстить, на деле надеясь в результате свержения короля или его смерти заполучить корону Кастилии. Не в первый раз на троне святого Фердинанда оказался бы бастард. К тому же то обстоятельство, что благодаря горячему желанию покойного короля он был признан сыном, его первородство и тот факт, что у королевы Марии, кроме недостойного отпрыска великого победителя у Саладо, не имелось других детей, являлись, как он считал, вескими причинами для замены последнего.
Альфонс IV Португальский, дедушка короля Кастилии, опасаясь разжигания на границе своей страны гражданской войны, в которую он неизбежно окажется втянутым, решил стать посредником в готовящемся противостоянии. Во время встречи с Педро в Сьюдаде-Родриго Альфонс IV уговорил короля пожать графу Трастамарскому руку. Король поспешно согласился, но либо из-за недоверия, либо из-за упрямства бастард не ответил на рукопожатие. Педро выместит эту обиду на другом.
Алонсо Коронель, рыцарь, известный своей отвагой и порядочностью, знаменосец короля Кастилии, на следующий день после возмутившего его убийства Гарсиласо принял сторону графа Тра-стамарского. Его участь была предрешена. В июне 1352 года король в сопровождении Альбукерка предстает перед воротами замка Агилара, укрепленного загородного дома Коронеля, и, воспользовавшись старинным кастильским законом, который обязывает дворян принять своего сюзерена, просит того опустить подъемный мост. Коронель возражает, ссылаясь на то, что одно из положений его хартии инвеституры снимает с него эту обязанность, и, поскольку он находится в плохих отношениях с канцлером, умоляет короля не заставлять его принимать под своей крышей врага.
Не настаивая больше, Педро приказывает приставить лестницы, и отряд его арбалетчиков в боевом порядке забирается на стены. Гарнизон Агилара встречает их криками «к бою» и градом стрел. Одна из них пробивает королевское знамя. Альбукерк благоразумно советует королю прекратить штурм, и король удаляется, решив отомстить за это оскорбление.
