Все мы пытались избежать неизбежного: «Что дальше?»
* * *
Его звали Райаном. Мы познакомились на лекции по английскому. Он попросил у меня листок из блокнота. Этот листок с перфорацией по краю словно стал мостиком между нами. Он дал импульс всему остальному: мы случайно вместе вышли из аудитории, случайно начали разговаривать о заданиях и других поверхностных вещах. Мне понравилось, что у него розовело все лицо, когда он смеялся. В половине случаев я не собиралась идти туда, куда шел он, но выдумывала причины, только бы поговорить с ним подольше. Без особых стараний те десять минут между 10:20 и 10:30 утра – когда мы шли, разговаривая, туда, куда мне не нужно было идти, – стали лучшей частью моего дня.
Однажды вечером мы сидели в моей машине – я предложила подвезти его к дому, где он снимал квартиру. На улице лило как из ведра. Ехать было всего две минуты, но разговор все не кончался. Мотор работал вхолостую. Я выключила зажигание. Общение шло без каких-либо усилий. Дождь не прекращался. Щеки мои горели. Я боялась даже шевельнуться, боялась, что все это уйдет. Его губы продолжали двигаться, но у меня было ощущение, будто я сама исчезла. Неужели такое на самом деле может случиться? Неужели можно просто познакомиться с человеком – втянуться в разговор, который, кажется, длится и одну секунду, и целое десятилетие на одном дыхании, – и ты больше никогда не будешь прежней? Может ли контакт с незнакомым человеком быть настолько мощным?
Все мое нутро перевернулось. Когда я пишу «нутро», я на самом деле имею в виду «сердце». Никак не пойму, почему люди говорят, что чувствуешь что-то в сердце, когда в действительности просто нервничаешь так, что могла бы облевать другого человека с ног до головы. Во время этого разговора мое нутро завязывалось в узел. И именно нутро перевернулось, когда он произнес ее имя.
У нее было имя. У него уже была девушка. У них была история. И пока он рассказывал мне все больше и больше о своей подруге, я не находила в себе ни гнева, ни даже ревности. Я просто неотвязно думала про себя: Вот счастливица! Какая она счастливица, что у нее есть ты!
Пока он говорил о ней, внутри меня шевельнулась крохотная надежда, что когда-нибудь кто-нибудь где-нибудь будет так рассказывать обо мне. Его щеки будут гореть, а глаза станут во-от такими большими. Я знала, что хочу этого.
Надежда. Глядя, как он в тот вечер выбирался из моей машины и бежал к своему дому, я полагала, что этим чувством была надежда однажды обрести нечто подобное. Надежда донесла меня до двери моей квартиры, и мне было было наплевать, что дождь залил мне все лицо. Я думала, что это просто надежда. Но когда я в тот вечер скользнула в постель и попыталась уснуть, на меня накатило неожиданное чувство печали. Это было такое пустое, полое чувство. Какая-то часть меня жалела, что я не успела стать для него первой. Мне как будто хотелось, чтобы история переписала себя. Типа, проспишь ночь и, может быть, утром обнаружишь под подушкой другой сценарий, точно в детстве – долларовую бумажку взамен утраченного переднего зуба.
* * *
Я ни в коем случае не хотела быть той, другой девушкой. Это была не та героическая программа, которую я составила для себя. Я довольно быстро усвоила, насколько неприятна такая ситуация. Легко окружить себя подругами, которые станут говорить тебе: крепись, в конце концов ты победишь. Они будут сидеть рядом с тобой и препарировать все фото из Фейсбука, проверяя, ближе или дальше друг к другу стоят эти двое, чем на предыдущей фотографии. Я оглядываюсь назад и думаю, что это своего рода безумие – то, что мы живем в культуре, которая приукрашивает привычку красть «кого-то» у другого человека. Внутри этой ситуации нет ничего красивого. В ней очень пусто, особенно когда ты пытаешься заснуть, а истина воркует тебе на ухо: Это просто оказалась не ты, девочка. Это просто не ты.
Не важно, как на это смотреть: это было слепящее глаза крушение поезда, столкновение между двумя людьми, которые не знали, как отказаться друг от друга раз и навсегда. Я думала (и почти каждая клеточка моего мозга стояла навытяжку в ожидании), что он бросит ее. Поэтому я распахнула для него двери, которые поклялась никогда не открывать. Я выложила на стол свои комплексы, точно игральные карты. Я делала вид, что я и есть единственная. Но – нет, я никогда не планировала быть той, другой девушкой.
* * *
Я планировала быть той, кто меняет мир, если ты можешь в это поверить. Той, кто оказывает влияние. Я собиралась быть всем тем, о чем, как я думала, можно сказать человеку, задавшему вопрос: «Чем ты планируешь заниматься после колледжа?» – так чтобы он, услышав ответ, не посмотрел на тебя странно.
Оказывается, «менять мир» – недостаточно хороший ответ для большинства людей. Так что я начала привыкать говорить людям, что после колледжа собираюсь год прослужить волонтером.
Такие программы есть во всем мире. Некоторые называют волонтерский год «годовым перерывом», но мне никогда не нравилось это название. Оно заставляет рисовать в воображении человека, нажимающего в своей жизни этакую здоровенную кнопку «пауза», в то время как многие в свой волонтерский год находят свою судьбу. Ты добровольно отказываешься на год от зарплаты и делаешь шаг в тот слой общества, которому мало кто служит. Ты целый год живешь вместе с другими волонтерами и строишь с ними совместную жизнь из вещей и понятий, которые, вероятно, навсегда останутся близкими только вашей компании.
Люди все равно смотрели на меня странно, когда я говорила им о волонтерском годе, словно на их глазах из моей головы вылезали маленькие зеленые антенны инопланетян. Мол, и охота же мне заниматься такими вещами!
– Это как Корпус мира, – приходилось мне говорить, а потом ссылаться на статью из «Нью-Йорк таймс» о повышении заработка во время волонтерского года. Мои собеседники сдувались на глазах.
– Ах! Корпус мира. Ты такой положительный человек… – и вскоре разговор угасал сам собой.
* * *
Поначалу я думала, что займусь международной работой. Я влюбилась в одну маленькую школу в Порт-о-Пренсе, столице Гаити, где дети резвились на лужайках в голубой форме оттенка поспевающих на солнце ягод. Я буду учительницей целый год, стану жить вместе с детьми в пансионе…
Вечером накануне одного из последних собеседований, посвященных школе на Гаити, я тараторила с пулеметной скоростью, рассказывая об этой возможности одной из моих подруг по школе, девушке по имени Джен. До Рождества оставалось два дня, мы сидели в городском «Старбаксе». И, как бывает со старыми подругами, мы грели ладони о свое латте и наводили мосты в жизнь друг друга, пересказывая все истории, которые приключились за учебный год между сентябрем и сегодняшним днем.
Мужчина, сидевший через столик от нас, все время пытался привлечь наше внимание и втянуть нас в разговор. Я совершенно убеждена, что он был сумасшедший. И пьяный к тому же. Он все порывался показать нам то ли купленное им обручальное кольцо, то ли еще что-то. Джен вдруг решила, что нас похитят. Мужчина не переставал приставать к нам. И вдруг ни с того ни с сего два человека с другого конца кофейни принялись махать нам руками.
