Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 101
Устроить на службу? Но куда? Брали только своих. Только своим была дорога. Лиза была чужая.
Немка по языку, немка по воспитанию, в душе и чувствах – немка, она была русской и – беженкой…
Наниматься в няни, бонны?.. Приказчицей в магазин?..
Тетя Маша написала обо всем откровенное письмо отцу Лизы, генералу Акантову в Париж.
Ответ получился скорый. Егор Иванович писал, что он сам об этом думал и этим озабочен.
Бисерным своим почерком – тетя Маша читала письмо через лупу – генерал писал:
«…Конечно, положение мое не очень-то завидное. Как пошел я шестнадцать лет тому назад простым рабочим, токарем по металлу, на завод, так и трублю все на том же месте все шестнадцать годов без перемены. Притом тут пошли нам притеснения. Курс тут налево, и нам, «белым» офицерам, нелегко. Однако, думаю – Лизу взять к себе. Уж очень мне одиноко с годами. Последнее время думы у меня разные, тяжелые думы. Не болезнь, а просто – старость. Никогда ничего не боялся, ни в какую мистику не верил, а вот, после похищения Кутепова[8], чувствую и себя как бы непрочным. Вьются подле меня темные силы, ищут схватить и устранить. Всю жизнь жил по указу совести и по приказу начальства. Ныне стал правду искать. Никого эти искания до добра не доводили. Лиза скрасит дни моей жизни, да молодой ее разум, может быть, еще и старого поучит.
Что-нибудь тут ей устроить, думаю, можно будет. Конечно, – доктор философии – pas grande chose[9], по нынешним временам; судомойка или кухарка, особенно кухарка, много лучше. Но, ты пишешь: Лиза знает языки; это уже нечто существенное. Вообще, – хлопочу о визах… Нанимаю квартирку, где нам было бы удобно и не стеснительно, и уповаю на счастье.
Подготовь Лизу; в первых числах сентября сам приеду за ней, чтобы лично поблагодарить тебя и Отто Карловича за все, за все, что вы для Лизы сделали. Я почитаю себя вечным Вашим должником…».
Лиза приняла известие о том, что она поедет к отцу в Париж, спокойно и холодно. Черный, густой намет ресниц поднялся на мгновение, открыв синее пламя глаз, но ресницы сейчас же и притушили это пламя.
– Что ж, – сказала Лиза, закуривая небрежным жестом длинную папиросу, – В Париж, так в Париж… Если ничего лучшего не представится до тех пор.
– На что ты рассчитываешь, Лиза?
Лиза по-мужски затянулась папиросой, выпустила дым в несколько приемов, проткнула его языком, и, любуясь на колеблющееся в воздухе голубоватое кольцо, сказала:
– На людскую честность… На благородство…
– Ах, оставь, Лиза, – сказала с досадою тетя Маша. – Все это тогда, когда есть Родина… Когда ты своя… Но ты беженка… Русская!.. Это ужасно!.. Возможно, что у отца тебе будет лучше. Там много русских. Ты войдешь в русское общество…
– В общество беженцев, – поднимая брови и тщательно притушивая папиросу в фарфоровой пепельнице, сказала Лиза. – А как же – подальше от русских?
Марья Петровна пожала плечами:
– Там это будет не нужно. Этого хотел дядя Отто.
– Допустим, не нужно. Ну, все равно: entweder-oder[10]. Другого выбора нет.
Лиза бросила папиросу и, быстро и твердо шагая, вышла из комнаты тети Маши.
II
Парижский поезд приходил в Берлин в двенадцатом часу ночи. Как было условленно, – Акантов должен был выйти на станции «Зоологический сад», где Лиза его встретит.
Курт Бургермейстер, товарищ детства Лизы по школе; провожал Лизу. Они ехали на трамвае. На остановке у Gedächtniβ Kirche они выходили. Курт спрыгнул с площадки и протянул руку Лизе.
– Danke[11].
Громадное, темное здание церкви, с высокой остроконечной крышей, с башней колокольни, тяжелое и грузное, стояло посредине площади. Колокольня уходила в темное небо. Месяц блестящим диском висел сбоку, как нарисованный на декорации. Пестрые, яркие вывески кинематографов, кафе и ресторанов горели красными, зелеными, синими и белыми огнями.
Особенно бросились в глаза Лизе темно-лиловые, аметистовые огромные окна тяжелого здания напротив церкви. Вдоль карнизов и подоконников, по низким решеткам были цветы. Сквозь просветы улиц, за высокими арками надземных железнодорожных путей чувствовалась прохладная зелень больших, старых деревьев и просторы сада. По широким тротуарам, мимо пестрых огней, шла нарядная толпа. Только что кончились представления в двух громадных кинематографах, и публика расходилась по домам. Посередине улицы в два ряда стояли автомобили-такси с зелеными кузовами, с черным верхом, с пестрым ободком. Площадь была большая, улицы широкие, – а казалось тесно, скученно, уютно, как в комнате, – так громоздки, велики, аляповато нарядны были здания.
– Как сказка, – сказала Лиза, восторгом горящими глазами оглядывая толпу, площадь, огни вывесок и реклам. – Ты любишь, Курт, Берлин?
– Я в нем родился.
– Тебе не грустно, Курт, что я покидаю Берлин? Тебе без меня не будет скучно?
– Человек занятой не имеет времени скучать. Я выхожу на дорогу, где я могу приносить пользу Родине. Я в партии ответственный работник. Я просто не имею права скучать. И разве можно скучать в такой стране, как Германия?..
– Да… Это верно.
Молча, шагая в ногу, прошли к проходам на станцию. У тяжелой, тускло освещенной каменной стены, где были широкие лестницы наверх, Лиза остановилась. Непрерывный поток людей стремился на городскую дорогу.
– О, у нас еще есть время, – сказала Лиза. – Целых десять минут. Мимо, между высоких столбов, проносились автомобили, проходили желтые трамваи, громыхали тяжелые двухэтажные автобусы. Над головами часто с оглушительным грохотом мчались поезда железной дороги.
– Курт, ты не думаешь, что нужно, чтобы я представила тебя моему отцу?..
– Зачем? – раскуривая папиросу, сказал Курт, и протянул свой портсигар Лизе. – Ты не хочешь?..
– Нет. Моему отцу будет неприятно, если он увидит, что я курю… Но, Курт, ты не находишь, что так надо?..
– Не нахожу. Твой отец приезжает на три, четыре дня… Для чего это знакомство? Твой отец русский генерал, я – немец… Что общего между нами?
Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 101
