Получил Михаил роль слуги Розмарина, а его сестра Александра — роль вздорщицы Розалии. Радости их не было предела. Остальные женские роли готовили мальчики, так как девочкам из благородных семейств родители запретили участвовать в спектакле, полагая, что быть «комедиантами» — не самое достойное для них занятие.
Юные актеры тотчас принялись разучивать роли. Вызубрить текст для них не составляло труда. «Я свою роль читал с такой быстротой, — вспоминал Щепкин, — что все приходили в удивление, а учитель приговаривал, улыбаясь: «Ты, Щепкин, уж слишком шибко говоришь, а, впрочем, хорошо, хорошо». Но как свести все действо воедино, в нечто целостное, называемое спектаклем, в этом ученики разбирались смутно, и Миша, помня о первом увиденном спектакле, начал было подсказывать другим, как надобно разыгрывать комедию в лицах. Тут пригодился авторитет учителя, чтобы заставить каждого делать именно то, что полагалось по роли.
И вот настало время показать свое искусство. В зале чинно расселись учителя, родители некоторых учеников и даже губернатор самолично пожаловал на спектакль. Все места были заполнены до отказа учениками, многие стояли вдоль стен. Страх и волнение охватили юных артистов, но уже первый выход на сцену слуги, Щепкина, сопровождавшийся безостановочной скороговоркой, его ужимки, энергичная жестикуляция вызвали одобрительный смех зрителей, который не умолкал до конца представления. «Вначале я как будто струсил, — признавался Щепкин, — но потом был в таком жару, что себя не помнил, и чувствовал какое-то самодовольствие, видя, что быстрее меня никто не говорит. Посетители были довольны, хлопали напропалую».
Успех был несомненный. Губернатор даже пригласил юных комедиантов к себе, чтобы через три дня на свадьбе дочери они сыграли бы пьесу еще раз. И хотя с наступлением Масленой недели ученикам полагались каникулы, вынужденная отсрочка свидания с родителями не очень сильно огорчила юных артистов.
Ну а Миша чувствовал себя именинником и, как подобает премьеру, гордо расхаживал по коридору училища, ловя на себе восхищенные взгляды ребят. Молва быстро разнесла весть о школьном спектакле и его повторе у губернатора, желающих стать его зрителями было предостаточно. «Губернаторский» спектакль прошел с еще большим успехом, смех не утихал в зале, все были восхищены и восторженно аплодировали. Губернатор, растрогавшись, одарил каждого актера большим пряником и медным рублем, а Мишу выделил особо, потрепал по щеке, приговаривая: «Хорошо, плутишка… Молодец! Бойчее всех говорил: хорошо, братец, очень хорошо! Добрый слуга будешь барину!» Известный критик В. В. Ермилов, комментируя эти слова, впоследствии заметил, что «из этого маленького случайного актера выйдет со временем великий актер на славу и удивление всей России и что заслуга его будет заключена не в том, что он был добрым лакеем у барина, а в том, что из него вышел верный и добрый слуга своему отечеству и великому искусству».
И хотя тот спектакль довелось увидеть немногим, слухи о потехе, учиненной юными артистами, еще долго ходили по уездному городу, радуя души его участникам. Докатились они и до отца Миши и тот, видя незаурядные способности сына, не посчитался с расхожим суждением о бесполезности знаний для крепостного человека и озаботился тем, чтобы дать ему хорошее образование. Желанию своего управляющего граф не противился, желая извлечь из этого и свою выгоду. Поэтому на тринадцатом году жизни Миши и на одиннадцатом его сестры Александры граф, уезжая в Курск, по просьбе Семена Григорьевича взял младших Щепкиных с собой. Мишу он пристроил в губернское училище и пользовал его при необходимости как слугу, а Александра прислуживала графине.
При поступлении в училище Щепкину был учинен строгий экзамен и по единогласному решению компетентной комиссии зачислен сразу в третий класс при четырехлетием обучении. Его не раз будут ставить в пример другим ученикам.
Вскоре училище было переименовано в гимназию с обязательным преподаванием французского языка. Однако присутствовать на этих уроках дозволялось лишь господским детям. Уязвленный до глубины души юный Щепкин решил в знак протеста не учить ни немецкий, ни латынь, но этого бунта никто и не заметил, не хочет — не надо, зачем крепостному знать все эти премудрости? Еще, чего доброго, наберется вольнолюбивых мыслей, а там и до непослушания недалеко…
Мог ли тогда он предполагать, что придет время и он остро, с горечью осознает пробел в знании языков, когда ему представится возможность видеть и слышать знаменитую французскую актрису Элизу Рашель, великого английского артиста Олдриджа, бродить по улицам Парижа и Лондона?
Время, отведенное на изучение иностранных языков, Михаил попусту не терял, он пристрастился к чтению. Вначале брал книги у приказчика книжной лавки за мелкие услуги, и тот, видя, с какой аккуратностью ученик возвращал их в полной целости и сохранности, отказа не чинил. Потом получил возможность пользоваться библиотекой известного на рубеже XVIII и XIX веков писателя, автора нашумевшей поэмы «Душенька» — Ипполита Федоровича Богдановича. Это о нем Пушкин напишет в «Евгении Онегине»:
Раскаяться во мне нет силы,Мне галлоцизмы будут милы,Как прошлой юности грехи,Как Богдановича стихи.
Ипполиту Федоровичу посвящен и рассказ «Анекдот о Богдановиче» известного писателя и историка, профессора Московского университета Михаила Петровича Погодина, написанный им, кстати, по воспоминаниям Щепкина, с восторгом отзывавшегося о благодеяниях этого удивительного человека, который добровольно дал волю своим крепостным подданным и частично отказался от предназначавшегося ему наследства.
Ипполит Федорович был знаком с графом Волькенштейном и нередко бывал в его доме. Он обратил внимание на пристрастие маленького слуги графа к чтению и разрешил ему пользоваться своей библиотекой, заботясь о том, чтобы чтение мальчика было не бессистемным, а шло от простого к сложному и помогало его самообразованию. Направлял мальчика Богданович недолго, в 1803 году писатель скончался, и пришлось Щепкину вновь обращаться к приказчику книжной лавки, но теперь он уже мог с сознанием дела выбирать нужные ему издания, помня полезные советы Ипполита Федоровича.
И еще Михаил старался не пропустить ни одного спектакля в местном губернском театре, руководимом братьями Барсовыми. Поначалу он подвизался носить в театр инструменты музыкантам, что жили в одном с ним доме, и под прикрытием контрабаса или виолончели проникал в оркестровую яму, находил там укромное местечко и с упоением наблюдал происходящие на сцене события. А скоро ревнитель театра сблизился с младшим Барсовым из третьего класса гимназии и временами получал возможность смотреть спектакли уже из зрительного зала, пристроившись на свободном местечке.
Театр манил и притягивал к себе сильнее магнита. Это была совсем иная жизнь, там царили свои законы, заставляя зрителя смеяться и плакать, радоваться и негодовать. Здесь, на сцене властвовали герои, которые могли осмеять глупца и невежду, вознести на пьедестал благородного рыцаря и унизить властолюбца и скрягу. Какой невиданной властью над людьми наделен этот человек — Актер! Какой неведомой силой мог обладать он!
