Тело вскрыли и зашили! Кровь из тела утекла! Белой крови в тело влили! Эх, такие, брат, дела…
И дальше тоже какая-то кровожадная, полунеприличная белиберда, куплетов пятнадцать или двадцать пять.
Ужас настоящий…
Эту песню полагалось даже не петь, а кричать, как Винни-Пух свои кричалки, как можно более низким, хриплым, «солдатским» голосом.
И вот однажды, когда мама уже несколько дней как приехала, привезла подарки, и я тут же забыла про Суворовское училище и успокоилась, мы с ней отправились в гости к её подруге, у которой были дочки-близнецы.
Там было навалом девчонок в платьицах и с бантиками. Сначала все ели торт, потом была лотерея, а потом начался концерт. И все девчонки тонкими голосами пели «Ромашки спрятались, поникли лютики», или «Санта Лючия», или «Опустела без тебя земля». Моя мама тоже уговаривала меня спеть. Петь я уже тогда совершенно не умела и, конечно, отказывалась. Моя мама стала как-то расстраиваться, что я не пою. Как-то она стала дуться. Какое-то такое стало у неё подозрительно задумчивое лицо. И, чтобы не огорчать милую мамочку, я тоже вышла на середину комнаты и что было сил, стараясь погромче, запела, «закричала» эту песню.
Я успела «исполнить» только первый куплет и начала было объяснять онемевшим зрителям, что этой песне меня научили мой брат и его друг Коля.
Уж не знаю, что за это брату с Колей было, но с тех пор мама меня на них не оставляла. И брат спокойно вёл свою весёлую студенческую жизнь с друзьями, чаем и разговорами.
Так вот, дружок! Если тебя просят посидеть с младшими братьями и сёстрами или помочь, а ты не хочешь, – обязательно посиди или помоги. Но посиди и помоги так, чтобы больше уже не просили.
Меры по борьбе
Когда я была маленькая, моя мама каждый день, с утра до вечера, ходила на работу. Своих родных бабушек у меня не было, они умерли давным-давно, ещё до моего рождения.
На брата моя мама с некоторых пор меня не оставляла (смотри предыдущий рассказ).
И вместо родных бабушек меня воспитывали всякие чужие старушки.
Некоторые были вполне симпатичные, а некоторые – просто ужас. Например, Энгельсина Зиновьевна. Сразу понятно, что от человека с таким именем ничего хорошего не жди. И с виду она была тоже не самая симпатичная: огромная, усатая, с носом, похожим на колбасу. Чем-то она была похожа на кенгуру. Но кенгуру всё-таки довольно милые, а Энгельсина – не очень. Какая-то противная кенгуру.
Когда мне становилось совсем грустно, я представляла себе Энгельсину на лыжах или на велосипеде, и тут же мне становилось смешно.
Я и до сих пор иногда так делаю.
Она всё время заставляла меня делать уроки. А потом проверяла. И если находила хоть одну помарку, заставляла переписывать. Всё время наводила везде порядок, и от этого порядка никогда ничего нигде нельзя было найти. Всё куда-то девалось, то, что раньше удобно лежало на глазах и под рукой.
Ещё она делала моей маме замечания:
– Как вы можете так жить, Аллочка? Вот я во многих культурных домах бываю, так у людей всё по полочкам разложено, а у вас в этом ящике просто милиционер с лошадью потеряется…
