— У меня от этой мысли мурашки по коже побежали, — сказала Лидия.
— Я предлагаю, — вставила Фрида, — вернуться к фургончику и все-таки поехать в город.
— Эти маленькие пирожные с разноцветными сливками очень аппетитны, — сказала Моник.
— Мы успеем? — спросила Фрида.
— Нет, — ответила Лидия.
— Успокойтесь, — приказала я. — Дайте этому приключению шанс.
Мы притихли, и тут он вышел из-за деревьев. Высокий, с очень светлыми волосами. Я сразу обратила внимание на его глаза. Они были пронзительно синими, в них было что-то необычайное; казалось, что они смотрят сквозь нас, в места, которых мы не можем видеть… или, может быть, я потом это вообразила. Темная одежда подчеркивала светлый цвет его волос, подстриженных элегантно, хотя и не по последнему слову моды. Он был в сюртуке с бархатным воротником и серебряными пуговицами и высокой черной шляпе.
При его приближении мы онемели — преисполненные благоговения, я полагаю, — на миг растеряв весь свой шаффенбрюккенский лоск.
— Добрый день, — сказал он по-английски, поклонился, затем добавил: — Я услышал ваш смех, и мне непреодолимо захотелось увидеть вас.
Мы все еще молчали, а он продолжал:
— Скажите, вы ведь из школы, не так ли?
Я ответила:
— Да, верно.
— На экскурсии к Пику Пильхера?
— Мы отдыхали перед возвращением, — сказала я ему, так как остальные выглядели потерявшими дар речи.
— Это интересное местечко, — продолжал он. — Вы не возражаете, если я поговорю с вами минутку?
— Разумеется, нет, — заговорили мы все сразу. Значит, остальные оправились от шока.
Он сел немного в стороне от нас и посмотрел на свои Длинные ноги.
— Вы — англичанка, — сказал он, взглянув на меня.
— Да… Я и мисс Маркем. Это мадмуазель Делорм и Фрейлейн Шмидт.
— Космополитичная группа, — прокомментировал он. — Ваша школа — для юных леди из Европы. Я прав?
— Да, именно так.
— Не скажете ли мне, почему вы сегодня предприняли экскурсию к Пику Пильхера? Это ведь не просто летняя прогулка?
— Мы подумали, что было бы любопытно на него посмотреть, — сказала я, — а у меня, вероятно, другой такой возможности не будет. В конце года я уезжаю.
Он поднял брови.
— Вот как? А остальные юные леди?
— У нас будет еще год, я полагаю, — сказала Моник.
— А затем вы вернетесь во Францию?
— Да.
— Вы все так молоды… так веселы, — сказал он. — Было очень приятно слушать ваш смех. Меня потянуло к нему. Я вдруг почувствовал, что должен присоединиться к вам на минутку, должен разделить вашу непосредственную радость.
— Мы не предполагали, что настолько притягательны, — сказала я, и все засмеялись. Он огляделся вокруг.
— Какой приятный день! В воздухе такой покой, вы ощущаете?
— Я думаю, да, — сказала Лидия. Он поднял взгляд к небу.
— Бабье лето, — спокойно сказал он. — Вы все отправитесь по домам на Рождество, не так ли?
— Это такие каникулы, на которые мы все уезжаем домой. Эти и летние. Пасха, Троица и остальные, ну…
— Для путешествия слишком коротки, — закончил он за меня. — И ваши семьи встретят вас, — продолжал он. — Они будут устраивать для вас балы и банкеты, и вы выйдете замуж и будете с тех пор вовеки жить счастливо: судьба, которая должна ожидать всех прекрасных девушек.
— Но не всегда их ожидает… или не часто, — сказала Моник.
— Среди вас уже есть циник. Скажите мне, — его глаза были устремлены на меня, — а вы в это верите?
— Я верю в то, что жизнь будет такой, какой мы сами ее сделаем, — я, конечно, цитировала тетю Пэтти. — Что невыносимо для одних, для других — утеха. Дело в том, кто как на это смотрит.
— В этой вашей школе вас, несомненно, кое-чему учат.
— Так всегда говорит моя тетя.
— У вас нет родителей, — это было скорее утверждением, чем вопросом.
— Нет, они умерли в Африке. Обо мне всегда заботилась тетя.
— Она — замечательный человек, — сказала Моник. — Она руководит школой и настолько отличается от мадам де Гсрэн, насколько это вообще возможно. Корделия — счастливица. Она будет работать со своей тетей в школе, которая когда-нибудь будет принадлежать ей. Вы можете представить Корделию во главе школы?
Он улыбнулся мне.
— Я могу представить, что Корделия может стать, кем только захочет. Значит, она леди с достатком, не так ли?
— Если вы спросите у меня, ей повезло больше нас всех, — сказала Моник.
Он продолжал упорно смотреть на меня.
— Да, — сказал он. — Я думаю, что Корделии может действительно очень повезти.
— Почему вы говорите «может»? — спросила Фрида.
— Потому что это будет зависеть от нее самой. Она осторожна? Склонна колебаться или использует возможности, когда они ей представляются?
Девушки переглянулись и посмотрели на меня.
— Я бы сказала, что она решительна, — сказала Моник.
— Время покажет, — ответил он.
У него было странное произношение, несколько архаичное. Возможно, из-за того, что он говорил на английском языке, который мог не быть его родным, хотя он свободно им владел. Мне показалось, что я улавливаю едва заметный немецкий акцент.
— Вечно приходится ждать, чтобы время показало, — несколько раздраженно сказала Фрида.
— Что же вы хотите в таком случае, юная леди? Заглянуть в будущее?
— Это было бы забавно, — сказала Моник. — В городе была гадалка. Мадам де Герэн устранила эту возможность… но мне кажется, кое-кто ходил к ней.
— Это может быть чрезвычайно захватывающим, — сказал незнакомец.
— Вы имеете в виду… заглядывать в будущее?
Это произнесла Моник, он наклонился и взял ее руку. Она взвизгнула.
— О… так значит, вы можете предсказывать судьбу?
— Предсказывать судьбу? Кто же может предсказать судьбу? Хотя иногда возникают видения…
Мы все вдруг притихли. Я почувствовала, как бешено бьется мое сердце. В этой встрече было что-то очень необычное.
— Вы, мадмуазель, — сказал он, глядя на Моник, — просмеетесь всю свою жизнь. Вы вернетесь в свой семейный замок — он выпустил ее руку и закрыл глаза. — Он находится в глубине страны. Его окружают виноградники. Островерхие круглые башенки устремляются в небо. Ваш отец — человек, который заботится о достоинстве семьи. Он горд. Вы выйдете замуж так, как он этого хочет, мадмуазель?
