Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 73
Захотелось курить.
То, что отец назвал режимным объектом, располагалось дальше за городком. Пришлось ехать в знакомом уазике со знакомым солдатиком, который уже не был столь болтлив – то ли из-за дороги, петлявшей по-над холмами, то ли от общей атмосферы приближения к чему-то секретному и неприятному. После беспокойной ночи и дурацкого сна, оставившего неприятное послевкусие, Наталья всю дорогу клевала носом, проваливаясь в полудрему, как уазик в ухабы. Отец иногда что-то говорил, но всё тонуло в реве мотора и дремоте. Наталья лишь таращила глаза и честно кивала. Потом отец понял ее состояние и оставил в покое, а солдатик включил погромче радио, и это оказалось даже хорошо – сладкозвучные саксофоны – то, что надо выбитому из колеи привычного существования организму. Ничего личного, только физиология. Она даже позволила себе лечь на заднем сиденье, подоткнув под голову отцовский плащ, а потом уазик остановился, потом поехал, опять остановился, в окна заглядывали капитаны, лейтенанты, а один раз и целый подполковник.
– Приехали, – сказал отец, – просыпайся и выходи.
Этот самый режимный объект ей сразу не понравился. Он походил на врытый глубоко в землю броненосец, вылепленный из серого бетона. Округлые башенки с узкими прорезями – не для внешнего света, а исключительно для прострела окружающей местности, выпирающие из земли купола, похожие на шляпки ядовитых грибов, и торчащий форштевень сухопутно-бетонного броненосца с тяжелой дверью.
– Что это? – Заходить туда ей не хотелось.
– От самураев в наследство досталось, – сказал Николай Иванович.
Внутри всё так же, наверное, как в броненосце – узкие коридоры, под низким потолком пыльные лампы, забранные решетками, массивные железные двери, разделявшие объект на герметичные отрезки, провода, трубы, спертый воздух, пропахший новокаином. Именно так – новокаином, словно само присутствие здесь требовало анестезии.
Навстречу попадались люди – в форме со значками медицинской службы и белых халатах поверх гражданских костюмов. Николай Иванович молча кивал им, кое-кому жал руки, а если дело и доходило до разговора, то не дальше «Как дела?» – «Всё нормально» или «Штатно».
Кабинет его располагался на втором уровне, куда они спустились даже не по лестнице, а узкому трапу, и Наталья не сразу поняла, что это и есть пристанище отца, где он проводит большую часть нынешней жизни, единственной вещью в котором, совместимой с жизнью вообще, оказался низенький топчанчик с простыней далеко не первой свежести, кое-как прикрытой казарменным одеялом.
– Садись, – сказал он и протиснулся за столом, заваленным кипами распечаток с рабочей станции, которая вместе с неуклюжей коробкой АЦПУ занимала здесь самые почетные места.
Ей неожиданно чуть ли не до слез стало жалко отца. И ради этого убожества он всю жизнь тянул армейскую лямку?! Его друзья с большими звездами сидят в огромных светлых кабинетах, а не под землей на отшибе страны. Отец, однако, обделенным себя не чувствовал. Наоборот, он словно обрел второе дыхание. По крайней мере по сравнению с тем, каким она его увидела в аэропорту.
Над топчаном на крюке висел мундир с колодками наград. Кажется, их стало больше с последнего раза, когда Наталья видела отца в форме. Николай Иванович вытянул откуда-то из недр стола два сложенных халата, один кинул Наталье, во второй облачился сам, став похожим не на врача, конечно же, а на посетителя больницы, пришедшего проведать заболевшего боевого товарища.
– Ты мне ничего не расскажешь? – Наталья надела халат. Не хватало только шапочки.
– Сама всё увидишь. А потом я расскажу, – он странно помолчал и добавил: – Если захочешь.
Наталью пробрал озноб. Кто его знает, что она должна увидеть, но, судя по обстановке, – ничего приятного. Однако имеющее отношение к медицине.
– Может, не стоит? У тебя тут всё такое… режимное, а у меня и допуска нет.
– Разберемся. Пошли.
Дальше лифт – решетчатая платформа, которая нисколько не скрывала внутренности шахты, в которую они погружались. Снизу поддувало на удивление теплым воздухом, но Наталью знобило – беспокойство и даже страх предстоящей встречи с неведомым. Она ведь оставалась страшной трусихой. То, что другим казалось ерундой, не стоящей внимания, ее ввергало чуть ли не в панику. Как она сдавала первый экзамен. Как производила первое вскрытие. Как… Будь в ней поменьше упрямства, она при каждом таком приступе убегала бы, забивалась в угол, закусив край подушки. И однажды такое случилось. После произошедшего тогда она действительно забилась в угол, закусив от боли и отчаяния край подушки, которую, оказывается, не выпускала из рук. Единственный раз, когда она в полной мере испытала, что страх может с ней сотворить. И когда страх был на сто, нет – двести процентов прав, вопия: не делай этого! Не делай этого ни в коем случае!
Ей захотелось схватить отца за руку, но он теперь ей не помощник. Ни в чем не помощник.
– Это нормально, – сказал отец.
«Что нормально?!» – чуть не закричала Наталья, не сегодняшняя, а на семь лет и девять месяцев моложе, сидящая в углу и неслышно воющая в подушку.
– Страх. То, что ты испытываешь страх, – нормально. Побочный эффект. Недокументированная способность, как говорят наши умники. Некоторые мочатся прямо в галифе, а кто-то и того хуже. Поэтому всем новичкам советуют давать успокоительное или пару стаканов водки выпивать, но я думаю, ты справишься, – он говорил, так и не повернувшись к ней, то ли из деликатности, чтобы не видеть возможные последствия страха, то ли из черствости той природы, которую в разной степени приобретают все, кто работают с людьми, – врачи, учителя, военные.
Самое дрянное, что страх был не абстрактным, а завернут в яркую картинку воспоминания весьма отвратительного пошиба, то, что она готова заглушить хоть водкой, хоть таблетками. Почему именно оно и почему именно теперь и здесь?! Как наяву она видит падающие в чашку капли – одна, две, три… Вполне достаточно, чтобы погрузить в сон, но не затормозить другие физиологические реакции. Та еще была задачка при разработке рецептуры. Волшебное снадобье, необходимое ей для эксперимента. А точнее – забора пробы. Назовем это так. И когда подопытный засыпает в кресле перед включенным телевизором, она дрожащими руками смахивает на пол «Красную звезду», стаскивает до колен спортивки, берется за резинку трусов, ощущая себя почти библейской героиней, той самой дочерью Лота…
Лифт, который не спускался, а полз улиткой по стене шахты, наконец остановился, и она шагнула вслед за отцом в узкую щель между потолком и полом, готовую сомкнуться, если бы не многочисленные колонны-подпорки. Хотелось вжать голову в плечи, чтобы не задеть сухую поверхность теменем, и именно в ее сухости имелось странное противоречие – от таких щелей ждешь промозглость, беспрерывную капель и плесень – отвратительную плесень черного цвета.
Ничего такого здесь нет. Даже колонны оказались не колоннами, а связками проводов, которые выходили из потолка, выбрасывали несколько горизонтальных побегов и вновь скрывались – теперь уже в полу. И еще – многолюдье. Столько народу одновременно Наталья не видела с момента прилета. Неимоверное количество рабочих станций, больше соответствующее какому-нибудь областному узлу ОГАС, за которыми сидели военные, все как один в белых халатах. А дальше разливался яркий свет, словно в этой щели включили солнце.
Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 73
