Конечно, либеральный клуб – это не единая система. Там есть и крайне правое крыло, вроде фашизма Муссолини. Есть крайне левое крыло в виде Троцкого. Но что касается России, то Ленин никогда не был либералом. Он принадлежит к совершенно иной породе людей: он русский коренной радикал. Того же замеса, что и Бакунин или Нечаев. Воспользовавшись либеральным дискурсом, чтобы овладеть международным потенциалом марксизма как языка протестных сил, Ленин оставался радикалом. Поэтому специфика большевистской революции отмечена не социал-демократическими принципами, не Каутским и даже не Троцким, а Лениным, восходящим к глубинным корням мессианской роли России. Эта роль связана не с Екатериной или Петром, а с Пугачевым, с раскольниками, с казачеством – с великим содроганиями, идущими снизу, которые ставят под вопрос существование верхней «грибницы» и бросают ей вызов.
Общины пассионариев
Россия – зона священного беззакония. Именно поэтому создается такой трагический перекос, когда в обычное время все русские люди инвестируют свою идентичность в государство. Видимо, это оборотная сторона характерного онтологического существования вне закона.
Мессианская роль России заключена как раз в таком негативе, потому что вызов, бросаемый русскими, – это вызов, который нужен Богу, его провиденциальной мысли. Замысел Бога не в том, чтобы дать шанс фараонам укрепить свое рабство, чтобы оно было безбрежным, неатакуемым и чтобы те, кто выжил, навсегда были превращены в зомби этих фараонов. Провиденциальная мысль Бога – на стороне отрицания этой системы.
К сожалению или к счастью, мир очень сложен. Поэтому революция часто служит замыслам контрреволюции. А дух протеста может находить или не находить себя в явных вызовах истории. Сегодня складываются очень интересные форматы противостояния мировой верхушке.
Деятельность таких организаций, как ФАРК в Колумбии, «Хизбулла» в Ливане, ХАМАС в Палестине – это провиденциальное указание на то, каким будет состояние истории в ближайшие поколения. Она будет проходить под знаком самоорганизации пассионариев, которые располагают технологическими, финансовыми, организационными ресурсами и которые бросают вызов «легитимному истеблишменту». Без помощи и непосредственного вмешательства Бога эти пассионарии вряд ли имеют возможность окончательно победить, но они способны создать зоны, внутри которых возможна свобода и реализация для перспективных человеческих типов, носителей нового сознания. Эти зоны не допустят, чтобы мир стал до конца «однополярным», когда бы власть имущие окончательно «закрыли человечество» и превратили людей в программируемых роботов ради наивысшей стадии их эксплуатации.
На мой взгляд, сегодня именно такие организации пассионариев дают примеры внегосударственной общины, что было мечтой протестных сил чуть ли не со времен Моисея и исхода из Египта. К слову, исход – это первый из известных нам на легендарном уровне вызов, брошенный организованному аппарату, централизованной власти и системе, которая действительно представляла собой законченный образ государства: фараон, жрецы, писцы, методики и т. д. По своей модели исход затем поразительным образом повторялся на примере других пророков авраамической линии. Это повторяется и в христианстве, и в Исламе и, судя по всему, это фундаментальная онтологическая вещь.
Мечта об общине – это мечта преодолеть общество как машину по вымогательству жизненных соков из каждого ныне живущего. То есть это мечта решить уравнение, каким образом осуществить миссию человека и протиснуться между Сциллой и Харибдой. Чтобы, с одной стороны, не быть сметенным страшными силами Хаоса, свирепствующего за окошком нашего уютным теплого дома. А с другой стороны, чтобы избежать избыточной социализации, когда люди превращаются в винтики защищающей нас от космоса исполинской машины. Эта дилемма не может быть решена в рамках той системы, в которую мы все сегодня погружены.
Конечно, общество является сверхъестественным феноменом. Это феномен уже магический, метафизический. Это отражено даже в просторечии, когда говорят, что есть нечто натуральное, а есть – социальное, что общество с его законами противостоит природе с ее законами. Множество мыслителей потратили огромное количество умственных сил, чтобы доказать, что есть единая теория поля. Не в эйнштейновском смысле, а в философском: что есть законы природы, которые идентичны законам общества, что между ними нет качественной разницы. Доказать это не удалось, потому что общество «вращается» в сторону, обратную вращению энтропийного «колеса» природы. Подобная «сверхъестественность» общества окружает нас на каждом шагу, ведь сама идея мобилизационного ресурса, извлекаемого снизу, – это то, что противоречит второму началу термодинамики, это то, что не работает в природе.
Левиафановский гуманизм
Увы, на нынешнем уровне сверхъестественности общества нельзя решить те вопросы, которые ставит перед человеком теология. Это пока еще языческая, «левиафановская» сверхъестественность, воплощенная в некий проект, в котором общество является точным выражением «Великого Существа». Существа, которое многие языческие религии считали небесным богом и называли Ормуздом, Митрой, Зевсом, Аполлоном. Но, например, в Исламе слово «иблис», которым обозначают сатану, – это арабское произношение имени «Аполлон». И это не случайно, потому что то, что для «естественного» человечества является богом, то есть «Великим Существом», носителем света, авраамическая религия объявляет сатаной. Здесь имеется в виду не какой-то бес с рогами. Под сатаной имеется в виду светозарный «сын Земли и Неба», архетипическая модель всех существ, «первое творение» Бога истинного. Этот «князь мира» обладает колоссальным ресурсом, чтобы соблазнить человека.
Главная форма соблазнения современного человека – это гуманизм. Он существует как самостоятельная идеология в открытой форме уже лет пятьсот, со времен Эразма Роттердамского. У него много ликов. Есть религиозный гуманизм, как некий паллиатив, попытка договориться между либералами и жрецами. Есть магический гуманизм алхимиков Возрождения. Есть гуманизм чисто либеральный – Гоббса, Конта, Маркса. Все эти формы гуманизма предполагают одну общую вещь – человека как самодостаточную реальность, которая является целью для самой себя.
Это может быть правый гуманизм: фашизм и расизм, которые хотят создать лучшего человека за счет евгеники. Это может быть левый гуманизм, утверждающий, что все равны и все должны быть цветами в прекрасном саду за счет хороших удобрений и снятия ограничений роста. Но и левый, и правый гуманизм являются, по большому счету, формами искушения человека сатаной. Потому что в предельном развитии гуманизма человек хочет стать уменьшенной, но вполне совершенной калькой «Великого Существа» – самодостаточным и имеющим цель в себе самом.
Более того, та идея, с которой мы начали, – о девяти десятых населения Земли, которые, по мысли «сверхэлиты», никому не нужны и должны быть «слиты» – является развитием гуманистической идеи. Это все тот же гуманизм, предполагающий, что конечным финалом должно стать появление некоего «человека элит», «человека клубного», который и является подлинным человечеством, достигая максимализации человеческих возможностей. И если ему на этом пути кто-то мешает, будь то негры или бедные, россияне или революционеры, Усама бен Ладен или ФАРК – их всех надо закатать под асфальт. Ведь они мешают долгожданному появлению подлинной человеческой сущности! Это и есть финал гуманизма – уничтожение девяти десятых человечества.
