Озадаченно поднимаю левую бровь.
— Если я задала тебе прочесть и проанализировать текст, это значит, что твоё мнение интересует хотя бы меня... И уж, конечно, ты сам должен быть заинтересован.
— Представьте себе, нисколечко.
— Печально слышать, — Магрит пододвинула том поближе и перелистнула несколько страниц, разглядывая мои пометки. — Кстати, получишь по пальцам, если будешь и дальше портить книги. Лень взять бумагу для заметок — держи всё в голове.
— А стоит ли? — сомневаюсь. Как мне кажется, вполне обоснованно.
Сестра фыркнула и что-то пробормотала себе под нос. Так тихо, что я мог только догадываться по движениям губ, каким эпитетом награждён на сей раз.
— Так кто же — главный виновник? — ласково спросила Магрит, захлопнув книгу.
— Никто, — я невинно улыбнулся.
Глаза сестры стали совсем серьёзными. Неоправданно серьёзными — я же ляпнул очередную глупость, не более...
— Любопытно... Совсем никто не виноват?
— Вы спросили о главном виновнике, dou Магрит. Так вот, его нет. Зато есть куча второстепенных и косвенных.
— Вот как? — взгляд оставался серьёзным и чуть напряжённым, будто мои слова имели жизненно важное значение. — И что бы сделал ты?
— Добил тех, кто находится при смерти тела и духа, и повесил всех остальных, — почти в шутку ответил я. Ну что она так на меня уставилась?!
С минуту сестра молчала. Потом встала и прошлась вокруг стола. Медленно. Задумчиво. Я немного испугался: всякий раз, когда на Магрит находит такое настроение, мне достаётся нешуточный нагоняй.
— Что ж... — наконец произнесла она. — Такое решение имеет право на жизнь, тем более, что... Когда-то давно он именно так и поступил...
— Кто — он? — я давно уже научился находить ключевые слова в откровениях сестры.
Магрит не успела ответить, потому что в дверях возникла высокая, сильная и не менее роскошно наряженная фигура нашего общего брата.
— Драгоценная, ты готова? — Низкий, с мягкой хрипотцой голос Майрона взлетел под своды библиотеки.
— Да, нетерпеливый! — сестра улыбнулась, и я невольно позавидовал мужчинам, которые будут окружать её на празднике: перед такой улыбкой невозможно устоять, да и не нужно — лучше сразу признать поражение и сдаться на милость победителя...
— Всё тратишь время на этого... — брат не договорил, но я прекрасно знал, что он может сказать обо мне. Ничего лестного.
— Не дуйся, — Магрит нежно провела пальцами по его щеке. — Он отнимает не так уж много...
— О, да: всё, что мог, он уже отнял! — не сдержался Майрон: в его глазах полыхнуло такое пламя, что я невольно съёжился, стараясь казаться маленьким и незаметным.
— Не надо об этом... — шепнула сестра.
— Почему? Он уже не ребёнок, и должен знать!
— Он узнает. Скоро. Слишком скоро... — мне показалось, или ей, и в самом деле, больно?
— Слишком?! — взвился брат. — Прошло уже...
— Он младше тебя. Помнишь, насколько?
Майрон осёкся и помрачнел.
— Я не собираюсь быть снисходительным только потому, что...
— Тебя никто об этом не просит, — спокойно, но твёрдо заметила сестра.
Он не ответил, лишь презрительно скривился. Я сделал вид, что увлечённо изучаю поверхность стола.
— Я жду, драгоценная, — брат развернулся на каблуках и оставил нас вдвоём.
— Одну минуту! — крикнула Магрит ему вслед, потом подошла ко мне. — Можешь считать, что сегодня я довольна.
— А на самом деле? — съязвил я.
— Что — на самом деле?
— Вы сказали: «можешь считать». Но это не означает, что Вы довольны, не так ли? — грустно заключил я.
Магрит рассмеялась.
— Ты взрослеешь!
— Это Вас радует?
— Не огорчает, — уклончиво ответила сестра.
— Ну что ж, хоть чем-то могу доставить Вам удовольствие... — с каждой фразой моё настроение стремительно ухудшалось.
Магрит укоризненно покачала головой и направилась к дверям.
— Вы идёте на праздник? — не удержался я от вопроса.
— Да, — коротко и ясно. Что, доволен?
— Там будет... весело?
— Кому как.
— А Вам?
— Вполне, — ей не составило труда догадаться, по какому руслу потекла река моих мыслей. — Тебе нечего там делать.
— Как всегда.
— Дома так плохо?
— Нет.
— Так что тебя не устраивает?
Что... Ей не понять. Единственный праздник в году, которого я удостаивался, приходился на день моего рождения. Собственно, ничего радостного в этом событии не было и быть не могло, поскольку одновременно весь Дом скорбел о смерти моей матери. Впрочем, скорбел отдельно. От меня. А я, в полном одиночестве, гонял по тарелке тот или иной деликатес, вкуса которого всё равно не чувствовал. Ежегодный траур затягивался дня на три, в течение которых мне настоятельно не рекомендовалось покидать комнату. Во избежание неприятных встреч. Разумеется, подарков мне никто не дарил — об этой милой традиции я узнал совершенно случайно и вовсе не от родственников... Фрэлл, а ведь скоро день рождения! Сколько же мне исполнится? Двадцать один. Совершеннолетие, вроде бы...
— Меня всё устраивает, — а что ещё можно ответить?
— Ты снова солгал, но эта ложь намного опаснее для тебя, чем для всех остальных, — нравоучительно заметила Магрит.
— Как всегда, — согласился я.
— Когда-нибудь ты поймёшь: для того, чтобы быть по-настоящему счастливым, нужно очень и очень немногое, — печально улыбнулась сестра. — Не скучай!
Угу. Постараюсь. В конце концов, скука — моя давняя и хорошая знакомая, и мы с ней найдём, чем заняться...
— Ты что делаешь, негодник?! — завопил у меня над ухом Гизариус.
Я вздрогнул и судорожно вцепился в исчирканные листки.
— Р-работаю...
— Я вижу, КАК ты работаешь! Извёл всю бумагу! Лучшую!... Что всё это значит?!
Он выхватил у меня один клочок.
— «Д», «Г», «Р», «Р-не Р»... Это не похоже на названия растений! Да ты знаешь, сколько мне стоили эти листки?!
Доктор опасно приближался к истерике, и я поспешил успокоить:
— Да ладно, стоила... Не самое высокое качество, кстати. И если уж Вас так печалит, что я истратил несколько...
— Несколько?!
— Я могу написать пару слов своему знакомому, и он с радостью пришлёт столько бумаги, сколько захотите.