Ознакомительная версия. Доступно 8 страниц из 40
Да уж, а вот мой приятель проповедник явно ничего не выбрасывал. Наутро он снова выставил передо мной засохшие объедки.
– Таффи, я не стану открывать новую банку. Будь ты на самом деле голоден, ты бы это съел.
И тут он бросил взгляд за окно.
– Что за бардак в саду! Откуда такая куча рваных пакетов из-под еды? И почему мне всю ночь мешал спать жуткий кошачий вой? Сегодня вечером гулять не пойдешь.
Хоть я и глух к замечаниям, но со слухом у меня все в порядке. Спасибо за предупреждение, преподобный! Я улизнул на второй этаж и стал скрести окно в ванной комнате, пока не появился небольшой зазор. Ага, то, что надо. Мельком взглянешь – не заметишь, что закрыто неплотно, а если хорошенько толкнуть лапой – окно откроется.
И нечего критиковать беспорядок в саду. Мне там еще завтракать.
Ошибка
Ой, ну ладно, ладно! Может, это и в самом деле было немного чересчур – устроить ночной конкурс талантов прямо под окном спальни бедного проповедника. Белла пела «Краса-а-а-а-а-авчик и мечта-а-а-атель». Тигр спел «Поскачем в Новый Орлеа-а-а-ан». Пушкинс продемонстрировал свое мастерство в исполнении тирольских песен. А я выдал блестящую имитацию Элли, прищемившей палец дверцей машины.
И все же это не повод хватать панталоны, скручивать жгутом и потрясать ими с воплем: «Поймаю – пущу ваши кишки на подвязки!»
Вернуться я постарался как можно позже. Но любому существу необходимо где-то спать. Мы с ребятами распрощались, и я побежал домой. Утро выдалось чудесное. Единственное, что его портило, это голос преподобного. Я его за три квартала услышал:
– Таффи-и-и-и! ТАФФИ-И-И-И!
Я притаился в тени живой изгороди соседей. Из-за нее выглядывала Мелани.
– Скажите, пожалуйста, преподобный Барнэм, – прервала она его вопли, – а молитва работает?
Он вытаращился на нее, словно она спросила: «А поезда едят горчицу?»
Мелани сделала вторую попытку:
– Вы всегда говорите людям: «Давайте помолимся». Ну и как, это работает?
– В каком смысле?
– Люди получают то, о чем просят? Если я буду очень-очень-очень молиться о чем-то, я это получу?
– А о чем, собственно, речь? – с подозрением спросил преподобный Барнэм.
Мелани прижала руки к груди.
– О собственном домашнем животном. Чтобы оно было такое же мягкое, пушистое и теплое, как Таффи, который здесь прячется.
Ну спасибо, Мелани! Я дал деру. Преподобный – за мной. Вот почему я ошибся и вместо привычного прыжка на яблоню сиганул на ручку газонокосилки, а с нее – на грушевое дерево.
С верхушки дерева есть только два пути:
1. Можно с верхней ветки попасть в… закрытое и запертое окно ванной. (Ага, все понятно. Мне перекрыли последнюю лазейку на волю.)
2. Или можно вернуться тем же путем, каким я сюда поднялся, и спрыгнуть с нижней ветки на ручку газонокосилки, а с нее – на траву.
Но, поскольку от моего безумного прыжка газонокосилка перевернулась вверх тормашками, то и второй пункт можно считать невыполнимым.
Застрявший на дереве
Надо отдать должное преподобному – он перепробовал все. Он аукал и эгекал. Он умасливал. Он уламывал. Впрочем, между умасливанием и уламыванием разница невелика, разве что в уламывании чуть больше плаксивости.
Потом пытался угрожать.
– Ты пропустишь ужин, Таффи.
Ой, можно подумать, я так и мечтаю поужинать засохшими позавчерашними консервами!
И наконец преподобный выкрикнул нечто совсем уж гадкое:
– Можешь торчать на дереве, пока не сдохнешь, Таффи!
Просто замечательно.
Дело в том, что я не притворялся. Я действительно застрял. Какой дурак, по-вашему, нарочно провел бы полдня на дереве, слушая, как с одной стороны надрывается проповедник…
– А ну спускайся, Таффи! Спускайся немедленно!
…А с другой стороны Мелани на коленях, со сложенными на груди руками и закрытыми глазами, бормочет молитвы:
– Прошу, пожалуйста, пошли мне кого-нибудь мягкого и пушистого, кого-нибудь вроде соседского Таффи, я буду баюкать его в соломенной колыбельке. Я подарю ему мягкую подушечку и буду кормить его тунцом и сливками.
Свежим тунцом! Сливками! Неужели Мелани в курсе, что я пропустил завтрак?
Я слушал до тех пор, пока не лопнуло терпение. Потом передвинулся на другую сторону дерева. Ну, вы меня понимаете.
Проповедник тоже явно нагулял аппетит. Он поорал-поорал, да и бросил, ушел в дом готовить завтрак. Себе. Оказалось, что сам он вовсе не был любителем позавчерашних заскорузлых консервов, что вы что вы. Через открытое окно до меня долетел дивный аромат жареной колбаски и бекона.
Говорят, хороший завтрак – отличная помощь мозгам. Преподобному завтрак явно добавил пригоршню серого вещества, ибо минут через двадцать он выволок в сад табуретку.
И влез на нее.
Но до меня все равно не дотянулся.
А ведь это было не так трудно. Я был не прочь спуститься, точнее, наоборот, я был очень даже за. Подтянись он чуток повыше, я, может, и сам упал бы к нему в руки. Конечно, есть вероятность, что я бы его малость поцарапал, но коты ведь славятся своей неблагодарностью, так что он знал, на что идет.
Я даже попытался ему помочь, пополз к нему по ветке. Но ветка закачалась. (Вот вам последствия диеты: никакого, понимаешь, веса, никакой устойчивости.) И чем тоньше становилась ветка, тем сильнее она наклонялась, и я на ней держался уже с большим трудом. И не рискнул ползти дальше.
Ветка все наклонялась, преподобный глядел… глядел… и вдруг – эврика! Его осенило!
Гений!
Он сходил в гараж и вернулся с мотком веревки. Залез на табуретку, привязал конец веревки к моей ветке.
– Та-а-ак, – мрачно сказал он. – Скользящий узел!
Я завыл. Он собирается меня повесить? Нечасто я жалею, что не способен говорить, но в этот момент, признаюсь, мне страшно захотелось метнуться к другой стороне дерева и крикнуть Мелани: «Эй, милая! Кончай молиться о ком-то мягком и пушистом и живо звони в полицию. Проповедник пытается меня убить!»
Возясь с узлом, он бормотал:
– Вокруг и сквозь, и снова вокруг и сквозь.
Я продолжал мяукать.
Он затянул узел и потянул веревку. Я впился когтями в кору. Ветка накренилась, но он до меня не достал.
Ознакомительная версия. Доступно 8 страниц из 40
