Ничто не в силах выразить энергию, которая плескалась в его больших черных глазах. Хорошо сложенный, шести футов пяти дюймов росту, с крепкими руками и ногами, он вполне мог бы послужить моделью для Геракла Фарнезе[1].
Его противник, напротив, был маленького роста, худощав, но при этом дьявольски ловок.
Майор привел в соприкосновение клинки их шпаг, резко отошел на два шага назад и сказал:
– Начинайте, господа, и выполните свой долг.
В воздухе будто сверкнула молния. Полковник отклонил голову влево и улыбнулся.
Маркиз не удержался от проклятия. Только что ему не удался излюбленный выпад, который впервые в его жизни сумел отбить противник.
– Эге… – протянул вполголоса один из секундантов Маталена. – В защите этот полковник ой как хорош.
Тем временем дуэлянты проявляли чудеса ловкости. Не успевал один из них сделать выпад, как другой его тут же парировал, обманные движения сменялись отходами и внезапными нападениями, сопровождавшимися звоном стали, на стороне каждого из противников были молодость, пыл и верная рука.
– Сударь, – не удержался от комплимента полковник, – а вы и в самом деле отменно фехтуете.
– Заметьте, первым молчание нарушил не я! – воскликнул маркиз.
Эту скупую фразу Матален произнес отрывистым, запыхавшимся голосом.
– Пропащий человек, – вздохнул полковник.
Монсегюр еле сдерживал себя. Пыл схватки не ослабевал ни на минуту. Маркиз, чувствуя перед собой сильного противника, решил действовать хитростью и обмануть искусного полковника с помощью какой-нибудь уловки.
Пока действующие лица и свидетели этого необычайного поединка были полностью поглощены перипетиями сражения, отвратительная цыганка, виденная нами на небольшой улочке, проскользнула в молодом сосняке, на опушке которого дуэлянты скрестили шпаги, предстала перед полковником и с дьявольской улыбкой на лице уставилась на него своими совиными глазами.
Вероятно, это странное видение взбудоражило Робера де Сезака. Этого мы точно сказать не можем. Полковник вдруг выпрямился во весь рост, взмахнул руками и с пронзенной грудью опрокинулся навзничь.
Из сосняка донесся раскат хохота.
– Двадцать пять миллионов медных труб! – взвыл майор Монсегюр, бросаясь полковнику на помощь. – Неужели этот желторотый птенец убил моего бедного Робера?
– Нужно послать за экипажем, – сказал хирург.
– Я займусь этим, майор, – ответил капитан, выступавший в роли секунданта.
Несколько мгновений спустя Робер де Сезак уже лежал на сиденье фиакра, а хирург осматривал его рану.
– Теперь моя очередь, господин маркиз, – произнес майор. – И если вы горите желанием поболтать, я вам разрешаю.
– Право, сударь, сейчас вы увидите, что после моих ударов оправиться невозможно, – ответил Матален, – даже если вы святой Георг собственной персоной.
– Слушая все это фанфаронство, сударь, вас можно принять за гасконца. Вы нас обоих вызвали на дуэль…
– И готов продолжить поединок, на этот раз с вами.
– Тогда за дело!
После пары выпадов Матален начал понимать, что перед ним противник, еще более грозный, чем полковник, и на какой-то миг in petto[2] даже пожалел, что согласился возобновить дуэль.
Крупное тело этого колосса вдруг превратилось в шар, окруженный непробиваемым мулине в исполнении его шпаги.
– Мальчишка! – процедил сквозь зубы майор. – Ты сразил моего полковника ударом в грудь? Что ж, посмотрим, кто кого теперь.
От защиты Монсегюр резко перешел к атаке и стал наносить удар за ударом.
Матален, теснимый противником, с трудом отбивался.
Вдруг Монсегюр отпрыгнул назад и опустил шпагу, увидев цыганку, которая устремила на него свой взгляд, сопровождая его сардонической улыбкой.
– Прошу прощения, господин маркиз, – сказал он, – а эта ведьма за вашей спиной тоже входит в арсенал средств, которые вы используете, чтобы убивать своих противников?
Матален оглянулся и побледнел.
– Гоните ее! – воскликнул он.
Старуха исчезла и поединок возобновился с новой силой. Но и на этот раз, несмотря на все его умение, рана была нанесена майору. Шпага маркиза вошла ему в грудь, офицер покачнулся.
Несмотря на это, Монсегюр сделал над собой усилие, шагнул вперед, побледнев как полотно, и сказал:
– Если мне не суждено умереть, господин маркиз, вы окажете мне честь встретиться вновь.
– Когда вам будет угодно, майор, – ответствовал Матален.
Но его ответа Монсегюр не услышал – за несколько мгновений до этого колосс рухнул на землю и его крупное тело без признаков жизни теперь лежало на утоптанной каблуками земле.
Вновь послышался пронзительный раскат хохота, а над зарослями ежевики мелькнула копна нечесаных седых волос мерзкой ведьмы.
III
В тот же день, когда маркиз де Матален в семь часов вечера вернулся домой, чтобы поужинать – в те времена ужинать было принято с семи до восьми, а обедать с двенадцати до часу – слуга сообщил, что с ним желает говорить какая-то старуха.
Матален, незадолго до этого поручивший некое гнусное дельце одной еще более гнусной мегере, решил, что это она, и приказал ввести старуху.
Но это было ошибкой, вместо сообщницы, которую он ждал, вошла другая старуха – вначале он ее не узнал, но, присмотревшись внимательнее, прекрасно понял, кто перед ним.
– Что тебе от меня надо, ведьма? – воскликнул маркиз.
То была та самая дикая женщина, которая утром во время поединка несколько раз заявила о своем присутствии и омерзительным смехом напугала секундантов.
– Ой-ой-ой! – ухмыльнулась она. – Значит, вы, маркиз, меня узнали?
– Возможно, – ответил Матален. – Хотя мы с вами незнакомы.
– Это не мешает вам поставить за мое здравие небольшую свечечку.
– Что вы имеете в виду?
– Можно даже сказать, хорошую, полноценную восковую свечу, – гнула свое цыганка.
– Да кто вы такая, в конце концов? – властно спросил маркиз.
– Меня зовут Меротт, я нищенка. Эти двое господ сегодня утром были сильнее вас. Особенно второй, старик, вам угрожала страшная опасность…
– Не преувеличивайте, – ответил маркиз, пожимая плечами.
– По крайней мере, я не позволила ему воспользоваться своими преимуществами и без меня, маркиз, вы бы уже были покойником.
