2
Прошло сколько-то времени: не то двадцать минут, не то сорок.
В креслах сидят Роман Петрович, Нина Львовна и Швейцар Николай. Швейцар Николай при полном параде.
Швейцар Николай (с закрытыми глазами, откинув голову назад – по памяти). Голубков, Грибов, Гриненко, Гриневич, Дагдаев, все с женами, Двоеглазов, один, Донских, с новой сотрудницей, Десяткина, с мужем, Добровольский-Вершинин, Елачич, Жиряев, Заломанов, Заройский, тоже с супругами, Ивановых, двое, – из «Фест-банка» один, другой из «Вечерних огней», Излер, Ишутин, Ищенко…
Роман Петрович. Нет, нет, не уговаривайте, все равно не пойду.
Швейцар Николай (открыв глаза). Казимирский, Каланников, Карнаухов…
Нина Львовна. Человек работал в контрразведке. Сразу видно.
Швейцар Николай. Я руководил отделом по борьбе с коррупцией. У меня профессиональная память. Ну как, Роман Петрович, неужели не убедительно?.. Лернер, Лодыгин, Макрушин, Никольский, Окунь, Окунько, Оконников… Офицеров, наконец, ваш… причем с юной красавицей…
Роман Петрович. Не сочтите за намек, Николай, но я боюсь, вас могут внизу спохватиться. У вас не будет неприятностей?
Швейцар Николай. Мне не встать. Я так люблю бывать здесь… Мне так нравится… Вся обстановка ваша домашняя… Ую т.
Нина Львовна. Рома, будь деликатным.
Швейцар Николай. А за меня не надо беспокоиться. Я знаю, что делаю. Грибов с охраной пришел… Сам. Стоят у входа два шкафа. Я свое постоял, теперь отдохну. Попозже спущусь. Перекур. Там заперто все.
Роман Петрович. Значит, журналисты опять в изобилии.
Швейцар Николай. Процентное соотношение не изменилось. Четырнадцать процентов.
Роман Петрович. А как выглядит Двоеглазов, вы видели? Говорят, похудел.
Швейцар Николай. Не сказал бы. По-моему, наоборот, поправился.
Роман Петрович. Это от пива. Ему пива нельзя.
Швейцар Николай. Сходите, Роман Петрович, там весело. Нина Львовна, ну хоть вы повлияйте.
Нина Львовна. Роман Петрович взялся за новое драматическое произведение. Ему нельзя расхолаживаться.
Роман Петрович. Вот-вот. Расхолаживаться.
Швейцар Николай. Я пойду. Не буду мешать. (Встает.) Я ж вырос на ваших драмах. А по «Трубадуру» даже в школе писал сочинение.
Роман Петрович. Вы такой молодой?
Швейцар Николай. Через класс перескакивал. За три класса экстерном сдал.
Нина Львовна. Николай, давно хочу спросить вас. Нескромный вопрос. Если не хотите, не отвечайте, хорошо? Вот вы литературой увлекаетесь, руководили борьбой с коррупцией… ну это ладно… но почему вы в швейцары пошли?
Швейцар Николай. Распустили отдел, вот и пошел.
Нина Львовна. Но почему именно в швейцары?
Швейцар Николай. У меня дед был швейцаром. И прадед был. Ну, что ли, династия… так что да. Прапрадед мой в гостинице «Европейская» работал. В той самой.
Нина Львовна. Говорят, ваш другой прапрадед был знаком с Достоевским.
Швейцар Николай. Слухами земля полнится, Нина Львовна. Я никогда не афиширую, но раз вы интересуетесь, вам объясню. (Подходит к книжному шкафу.) Сейчас удивитесь. (Берет тридцатый том Достоевского, часть первая, открывает на пятьдесят шестой странице.) Письма… Вот, слушайте. (Читает.) «Милостивая государыня, многоуважаемая Ольга Алексеевна. Когда я прибыл в «Европейскую» гостиницу (ровно в три часа), то швейцар сказал мне прямо, что Вас нет дома, что Вы выехали. Отдавая билетик мой…» – ну, тут имеется в виду визитная карточка – «…я еще раз спросил – и он опять ответил мне то же самое. Наконец, уходя, никак не доверяя словам швейцара, спросил его в третий раз, настоятельно: не ошибся ли он? И он в третий раз и уже с грубостию ответил мне: «Сказано, что нет, значит нет». Все это пишу в такой подробности, чтоб Вы не подумали как-нибудь, что я…» Ну и далее – объяснения.
Роман Петрович. Это он?
Швейцар Николай. Прапрадед мой. (Закрыл книгу, заложив закладкой.)
Роман Петрович. Вы точно это знаете?
Швейцар Николай. Абсолютно. Во-первых, существует семейное предание. А во-вторых, я наводил справки… по нашим каналам. Мой прапрадед действительно служил тогда в «Европейской». Та к что, считайте, я пошел в швейцары из-за любви к литературе.
Роман Петрович. Поразительно… А комментарии… там есть к этому?
Швейцар Николай. К этому нет. Я уже потом написал заметку, отправил, почтой. Обещали опубликовать в дополнениях.
Нина Львовна. Вон вы какой, оказывается.
Швейцар Николай. Ну, я пошел. Знайте, Роман Петрович, мы вас помним и любим. Не горюйте. Счастливо. (Удаляется в сопровождении Нины Львовны.)
Роман Петрович берет книгу, открывает на заложенной странице, читает заинтересованно. Хмыкает, удивляется.
Нина Львовна (входя). Все-таки жизнь богаче литературы. Давно сказано.
Роман Петрович. И фантастичнее.
Нина Львовна. Что главное.
Роман Петрович. Вот именно.
Нина Львовна. Какой замечательный молодой человек! Обязательно вставь его в свою пьесу.
Роман Петрович (не отрываясь от книги). Я напишу о банкете! Там как раз нужен швейцар.
Нина Львовна. Только чтобы никто не обиделся, хорошо?
Роман Петрович. Потрясающе!.. Достоевский оправдывается!.. Объясняет своей корреспондентке, почему его не пустили!..
Нина Львовна (робко). Ром, а ведь он, получается, надул Достоевского, нет?.. швейцар-то?.. и нахамил.
Роман Петрович. О чем ты говоришь, Нина! (Закрывает книгу.) Тут же другое, совсем другое! Тут живая история! Ты разве не поняла, что случилось?.. Только что! Мы же только что к ней прикоснулись! К истории! Мы! (Ставит книгу на полку.) Сразу захотелось работать.
Нина Львовна. Сядь. Сядь за машинку.
Роман Петрович. Слушай! Мне так захотелось работать! Не объяснить словами, как…
Нина Львовна. Утри им нос, Рома.
Роман Петрович. Подожди, подожди, мне надо осмыслить, настроиться…
Нина Львовна. Я могу уйти. Я уйду, да?
Роман Петрович. Наоборот, говори, говори, я слушаю.
