Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 41
Покончив с кабачковой икрой, Федор оглядел банку и сообщил, что оставит ее себе. Лучшие в мире кружки для чая получаются из таких вот невзрачных с виду банок, поскольку у них особое, термически закаленное стекло. Это он точно знает как художник.
– Так вы художник! – воскликнул папа, вспоминая этюдник.
– Еще бы! С головы и до пят!
С этими словами Федор встал и преспокойно пошел к себе во времянку. Но на полдороге оглянулся и сурово спросил:
– Что море? Уже купаетесь?
– Холодно, – сказал папа.
– Холодно? Ха! Ха! Ха!.. Не смешите мой аппендикс! Четыре недели назад я купался в Волге, так на ней лежал метровый лед! Я вскрывал его бензопилой «Дружба», а потом проныривал из одной полыньи в другую! – поведал художник.
Папа и мама стояли на пороге времянки, с интересом заглядывая внутрь. Обстановка во времянке была спартанская. Тумбочка, покрытая старой газетой, служила заодно и столом. На полу лежал туристический коврик. У стенки стоял этюдник. Рядом притулился рюкзачок. Вот, собственно, и все. Тетушка-снайпер и ее племянник явно не отягощали себя обладанием излишней собственностью.
– А теперь – сильвупле! Все внимание на арену! Начинаются чудеса! – радостно потирая руки, заявил Федор.
Оглянувшись на Гавриловых, он забрался с ногами на тумбочку и, сделав таинственное лицо, показал на потолок. В потолке был люк, крышка которого держалась на засове. Художник отодвинул засов, и на голову ему вместе с крышкой люка и кучей пыли обрушился велосипед «Салют». Папа Гаврилов сразу определил, что это не «Десна» или «Кама», поскольку у него в детстве был точно такой же велосипед.
– «Салют»! – воскликнул папа.
– Точ-ч-чно! – похвалил художник. – Я вижу, вы знаете толк в вечной технике! Тогда с вас, извините, насос и заплатки! Подозреваю, что обе камеры уже никуда не годятся!
Папа принес инструменты. С инструментами Федор обращался умело, а покрышку лихо разбортировал с помощью ложки и ручки десертного ножа.
– Значит, религиозные соображения все же позволяют вам держать в руках нож? – пошутил папа.
– О, я вас умоляю! Разве это нож? Это издевательство! – заявил художник, который, увлекшись, уже забыл о том, что говорил раньше. – Нож – это вот!
И он извлек из рюкзака здоровенный, тускло поблескивающий тесак. Тесак был явно самодельным, с искусно выточенной из дерева рукоятью.
– Но опять же, маэстро, это не нож! Это мачете! Я выточил его из стального плуга! Металлу износа нет! Лет через семьдесят его, конечно, поведет, то тогда я его слегка подправлю и перезаточу! Когда в прошлом году на меня напали трое, я этим мачете перерубил у них на глазах березу – и они сразу разбежались!
Со свистом размахивая мачете, Федор стал озираться, явно в поисках, чего бы перерубить. Но берез поблизости не росло, а во времянке крушить было нечего, и он с сожалением убрал тесак в рюкзак.
– Слушайте, – сказал папа, – я вас прошу: только детям это оружие не показывайте. А то у нас мальчики… и э-э… ну лучше не надо.
– Мальчики – это чудесно! – воодушевился Федор. – Мы споемся! Я выточу им алебарды, топор-клевец и варяжский меч! И арбалет мы тоже сделаем!
Мама представила себе Костю, который гоняется за Сашей с алебардой, и Сашу, который отстреливается от него из арбалета, и, покачнувшись, прислонилась к дверному косяку.
– Лучше не надо! – сказал она вежливо, но твердо. – Никаких алебард, сабель и так далее! Я ОЧЕНЬ ПРОШУ! В противном случае я просто не знаю, что с вами сделаю!
Федор опасливо посмотрел на маму и задвинул рюкзак за тумбочку:
– Вас понял, фрау! Не надо переходить на прием!.. Ну все! Я откланиваюсь! Мне пора на море пошептаться с волнами!.. Плавки взял, себя взял! Остальное пока факультативно!
С этими словами он выкатил велосипед за незапертые ворота, забрался на него и уехал. От долгого простоя «Салют» поскрипывал, но в целом вел себя бодро.
– Вечная техника! Лет через пятьдесят можно поменять ниппель, а еще лет через девяносто покрасить багажник! – сказал папа.
Мама засмеялась:
– Веселый человек этот Федор! Детям он понравится.
– Что да, то да, – ответил папа осторожно.
Глава третья
Потайная юбка и обезьянка-убийца
Одного я не могу понять – каким образом в детях воспитывается благородство? Ум, сила, образование – это понятно, и пути их приобретения ясны. А вот благородство где взять – не знаю. Видимо, для начала хорошо бы иметь его самому.
Папа Гаврилов Первой из школы вернулась Алена. Это папа определил по тому, что ворота вначале вздрогнули от удара всем телом, а потом звонок быстро пиликнул три раза подряд. Саша тоже имел привычку ударяться в ворота, но не так громко, да и звонок звучал не сразу: Саше еще требовалось время, чтобы до него дотянуться. А еще Алена прибегала из школы радостная, а Саша всегда являлся всклокоченный и в дурном настроении. Бросал портфель, садился на него, как на пенек, и начинал сердито бубнить:
– Учительница – на-плю-вать! Писать аккуратно – на-плю-вать! А еще у меня зуб шатается! Тоже на-плю-вать!
Разувшись, Алена ошалело уставилась на желтые шторы и, моргнув, сказала:
– Ой! Одуванчик!
Увидела желтую бумажку-напоминалку на холодильнике – и опять:
– Ой! Еще одуванчик!
– А я не одуванчик? – осторожно спросила мама.
Алена внимательно на нее посмотрела:
– Нет, ты не одуванчик… Хотя разве что… ну-ка повернись! Нет, совсем не одуванчик!
Оказалось, по дороге Алена и ее подруга Ира поспорили, кто первый насчитает триста одуванчиков. Пока шли из школы, насчитали 250. И сейчас Алене повсюду мерещились одуванчики. Видит она желтые пуговицы, фантики, даже солнце – а ей всё одуванчики мерещатся.
– А еще мы нашли счетверенные одуванчики! У них сплелись стволы! – сообщила она и, о чем-то вспомнив, кинулась к своему рюкзаку доставать дневник.
Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 41
