Книга Уловки любви - Кейт Норвей

— Ну и пусть он радуется, — заключила Ди, снова усевшись на заднее сиденье. — А что насчет вас двоих? Почему вас там не видно? Идите и выскажите свое мнение, хотя бы на собрании в воскресенье.

— Хорошо, я так и сделаю, — неожиданно согласился Джордж Форд. — Или вам нужны только доктора?

— Нам нужны все, кто работает вместе с нами, и нам необходимо чувствовать их поддержку в случае проведения забастовки. Черт побери, если свое мнение может высказать мусорщик, то я не вижу причин, почему бы этого не сделать персоналу. У вас ведь, кажется, самый сильный профсоюз в мире?

— Но мы не должны бастовать, — с волнением проговорил Стив. — Как же мы можем?

— А я могу, — возразил ему Джордж. — Пациент ведь не умрет, если я не проведу с ним тест на IQ или не выясню предпочитаемый им цвет.

У меня перехватило дыхание, и понадобилось несколько минут, чтобы оно восстановилось. Наконец я смогла произнести:

— Ты понимаешь, о чем ты говоришь, Ди? Ты ведь не можешь всерьез решиться на такой безответственный поступок! Мы не должны бастовать. Мы не имеем на это права!

— Ну, разумеется, мы не можем устроить настоящую забастовку. Но мы просто откажемся выполнять те обязанности, которые не являются непосредственно сестринскими. Например, заполнять бланки, приносить еду, ставить цветы в воду, вызывать основной персонал из аптеки.

— Да как ты можешь говорить такое? — возмутилась я. — Для начала, о еде. Это ведь тоже часть наших обязанностей, важная часть. Знать приемы, с помощью которых можно заставить человека, ненавидящего молоко, выпить его и даже не заметить этого. Уговаривать пациентов…

— Но для подобной работы не нужна медсестра. Любой может научиться ей.

Я чувствовала, что Ди упрямится.

— Но ведь никто другой этого не делает.

— Наверняка кто-нибудь найдется, если мы начнем забастовку. Для начала родственники пациентов могли бы стать добровольцами.

Я шумно вздохнула:

— Но мы ведь всерьез не собираемся бастовать? Тогда зачем же говорить об этом? — Я повернулась к Вудхерсту: — Мартин, кто еще собирается на это сборище у Тома?

Его нахмуренный лоб разгладился.

— Обычная компания. Весь персонал неотложки, возможно, пара сестер из хирургического, мой новый босс.

— Конечно же не доктор Бернштейн?

— О нет, не эта известная личность. Дело не в том, что доктор не пришел бы, он довольно демократичен, особенно по сравнению с психологами-консультантами. Но сейчас я говорю о его новом ассистенте, только что защитившем кандидатскую в Лондоне. Его имя произнести невозможно, поэтому мы зовем его просто Дез.

Я заинтересовалась:

— А кто он?

— Индиец. Приятный парень и, кстати, умный. Пациенты его любят. Вы сами увидите, если он придет.

Всю дорогу мы болтали о подобных мелочах, но меня это вовсе не раздражало. Я все еще недоумевала, как Ди могла предположить возможность такого дикого шага, как забастовка. Студенты уже принимали участие в общем марше протеста вместе с персоналом других больниц нашего района, и сестра Каттер до сих пор презирала нас за это. Я не участвовала в нем, поскольку в тот день дежурила. Более того, я совсем не уверена, что это достойный способ получить еще немного денег. И еще мне кажется, что деньги не главное в жизни. По крайней мере, их точно не следует добиваться подобным способом.

Незадолго до конца поездки Мартин обернулся ко мне:

— Копеечная прибавка, Лин.

— Можно ожидать большего, — ответила я ему. — Я думала о первом апреля. Интересно, решатся ли они на шикарный жест к этой дате.

— Дню дураков? Кто это «они»?

— Правительство или кто-нибудь подобный. Министерство. В честь… как это называется, когда кому-то исполняется сто пятьдесят лет?

— Я забыл, — пожал плечами собеседник. — Стопятидесятилетие, наверное? Ты имеешь в виду годовщину королевы Виктории?

— Нет! — возразила я. — Флоренс Натингейл, разумеется. Конечно, они же родились в одном и том же году! Я не подумала об этом. В любом случае первое апреля — годовщина со дня ее рождения. Да, годовщина — подходящее слово!

— А по-моему, стопятидесятилетие звучит гораздо лучше.

— Наверняка будут танцы и празднества, поэтому…

— Например?

Я попыталась вспомнить что-нибудь из прочитанного в «Сестринских вестях» примерно неделю назад.

— Юбилейный набор марок, во-первых. Выставка в «Томас». Торжественные мероприятия во дворце Джеймс и Вестминстерском аббатстве. Раз все эти расходы заложены в бюджет, так почему бы и медикам не преподнести приятный сюрприз?

Ди услышала мои последние слова.

— Лин, это просто потрясающая идея. Действительно, почему бы и нет? Давайте давить на всех членов парламента, до кого сможем дотянуться, напишем во все газеты. — Конечно же нам повысят зарплату по случаю грандиозной пирушки! Какая чудесная идея! А ты не так проста, как выглядишь!

— Но, Ди, — не согласилась я, — очевидно, что подобный жест стал бы не сентиментальной уступкой в честь праздника, а способом заручиться новыми голосами в преддверии следующих выборов. Так же, как отпускные подняли до трехсот фунтов. Это элементарная политика. Правительство наверняка все обдумало, поэтому попытка надавить на чиновников — пустая трата времени. Получится, что мы перехватываем у них инициативу.

— Разумеется, это вовсе не пустая трата времени! — воскликнула подруга. — Любая публичность, которой мы сможем добиться, привлечет внимание к нашим проблемам.

— Я думаю, в правительстве поймут все иначе. Я в этом уверена, — убеждала я. — Было бы намного лучше позволить им самим поднять нам зарплату, а не скандалить по этому поводу. Я думаю, чиновники так и сделают (они что-то говорили о пятнадцати процента), да и деньги — это ведь не самое главное в жизни. Они влияют на набор студентов, вот что важно. Но разве мать хочет, чтобы ее дочь присоединилась к шайке шумных дебоширов, вопящих на улицах? Я бы для своей дочери такого не захотела.

Водитель медленно повернул машину и въехал в ворота многоквартирного дома.

— Вот мы и приехали. Детишки, успокойтесь.

Я улыбнулась ему:

— Хорошо. Давайте не будем ссориться — сейчас ведь вечеринка. Но я думаю, что вся эта кампания неразумна, она разрушает и портит наш имидж. Забастовка недостойна, а сестры никогда скверно не поступали. Вот так.

— Знаете, она ведь действительно уверена в своих словах, — изумленно произнесла Ди. — Она говорит серьезно.

— Вот именно, — подтвердила я.