Кроме того, а на самом деле это была главная причина плохогонастроения капитана, ему не давала покоя загадка манекена. Ужасно хотелосьвыяснить, кто же закопал несчастный манекен в лесу, напялив предварительно нанего дорогие шмотки. А самое главное, почему он это сделал?
Участковый покуривал у подъезда на ласковом весеннемсолнышке.
– Здоров, Пал Савельич! Как твое ничего? –приветствовал его Валентин.
– Нормально все, идем быстрее, а то дел у меня много.Значит, так. В пятнадцатой муж с женой живут, они сейчас в отпуске, вшестнадцатой – Ирка Маркелова, ты ее видел. В семнадцатой Матренин жил, а ввосемнадцатой – две сестры, Клавдия Андреевна и Глафира Андреевна. Типичныестарые девы, котов имеют – не то двух, не то трех. Но жалоб на них никогда непоступало. Тихо живут, не склочничают. Приличные такие бабуси.
– Пойдем сначала к ним, побеседуем.
В восемнадцатой квартире долго изучали в глазок ПавлаСавельича, потом признали и впустили. Квартирка оказалась крошечная, но оченьчистенькая. И старушки-хозяйки тоже были маленькие и аккуратненькие, водинаковых черных платьицах, только у одной передничек в белую и синююклеточку, а у другой – в розовый цветочек.
Старушки пили чай на кухне и пригласили товарищей измилиции. На столе стояли чашки в красный горошек и заварной чайник, покрытыйярким вязаным петухом. Уютно тикали ходики, чайник на плите пел старинныйроманс, не то «Калитку», не то «Не искушай» – в общем, атмосфера была самаяприятная. Два полосатых кота, один – серый, а другой – рыжий, аккуратно елирыбные консервы каждый из своей миски. На одной было написано «Миша», а надругой – «Гриша».
На все вопросы старушки доброжелательно отвечали, что спатьложатся рано, поэтому вчера вообще ничего не видели и не слышали. С соседомАнатолием они вообще мало контачат, потому что, сами понимаете, другоепоколение, ни ему с ними, ни им с ним неинтересно.
Конечно, ходили к нему разные люди, но редко, потому чтобультерьер очень сердитый. Кстати, нельзя ли узнать, что теперь с собакойбудет? Потому что воет, людей беспокоит.
– Надо специалиста из питомника вызывать, –вздохнул Мехреньгин, – простого человека этакий зверь ведь не подпустит.
Они с Пал Савельичем выпили чаю с недорогим печеньем иотправились дальше по квартирам. После этого обхода капитан Мехреньгин вышел ивовсе расстроенный, потому что картина не прояснилась, и теперь ему предстояладолгая процедура опроса всех друзей и знакомых потерпевшего Матренина напредмет выяснения, кому же он наступил на мозоль. Кроме этого, надо было срочнорешать вопрос с бультерьером. Не помирать же собаке. Ишь как воет, чувствует,наверное, что хозяина больше не увидит.
Откровенно говоря, капитану совершенно не хотелосьрасследовать это убийство. Судя по всему, убитый слыл малоприятным человеком, апроще – мелкой шпаной, никому от него не было пользы, а вреда он приносилмного. Никто не пожалеет о нем – ни друзья, которых у него не было, ни соседи,с которыми он не общался, ни даже любовница. Вот бультерьер переживает, так,может, просто жрать хочет?
В таких грустных размышлениях капитан Мехреньгин распрощалсяс участковым и направился к себе в отделение, но по дороге был атакован кем-толохматым и чрезвычайно симпатичным.
Рыжая сеттер Маруся на правах старой знакомой измазалагрязными лапами его куртку и пыталась лизнуть в лицо.
– А, свидетель Зябликов! – усмехнулсяМехреньгин. – Что это вы тут делаете?
– Я тут живу, – робко ответил Семен Петрович.После вчерашнего инцидента он дал себе слово гулять только возле дома и даже насобачий пустырь за школой Марусю не водил.
– Хорошая у вас собачка, – при этих словахМехреньгин помрачнел, так как вспомнил о страдальце бультерьере Квазимодо.
Он шел в отделение с главной мыслью – сесть плотно нателефон и вызвать специалиста из собачьего питомника. Но у родной двери егоперехватила Галя Кузина. Сегодня на ней по теплой погоде была коротенькаякурточка и обычные джинсы. Нельзя сказать, что в таком прикиде стажерка сильнопохорошела, однако стала похожа на человека. То есть не на человека, а намальчишку. Такого шустрого хулиганистого пацанчика, за которым нужен глаз даглаз.
– Валентин Иваныч! – Галя слегка запыхалась, глазаее азартно блестели. – Мы пойдем в тот Центр современного дизайна? Я тудазвонила, они как раз сейчас открыты…
И капитан Мехреньгин дал волю своему любопытству, выбросивиз головы несчастного бультерьера.
Капитан Мехреньгин остановился перед дверью, на которойкрасовалась табличка «Центр современного дизайна». Рядом с табличкой имелсязвонок, а над звонком была криво прикноплена записка: «Жмите сильнее».
– Жми сильнее, Кузина! – распорядился капитан.
– Ну вот, как всегда! – проворчала Галина. –Всю тяжелую работу сваливают на женщин!
С некоторых пор, а именно – со вчерашнего происшествия влесу, она стала удивительно языкастой. Возможно, это объяснялось отсутствиемЖеки Сапунова. Валентин обходился с ней повежливее, в силу своего мягкотелого,как говорил Жека, характера.
Галя нажала на кнопку, вложив в это движение всю своюнерастраченную энергию.
Дверь тут же распахнулась, и на пороге возник длинный пареньв черной водолазке и с оттопыренными розовыми ушами.
– Вы кто? – спросил он, оглядевпосетителей. – Мы закрыты. Мы вообще отсюда переезжаем.
– Милиция! – проговорил Мехреньгин, предъявивлопоухому свое служебное удостоверение в раскрытом виде.
– Татьяна Анатольевна! – крикнул парень куда-то заплечо. – Теперь он милицию прислал!
– Мы можем войти? – недовольно осведомилсяМехреньгин, озадаченный таким приемом.
– Да входите уж… – буркнул парень, отступая всторону.
Мехреньгин и Галина прошли внутрь.
Они оказались в просторном холле с зеркальными стенами.Слева от входа имелась обитая дерматином скамья, справа – металлическаяпепельница на ножке. Видимо, холл по совместительству являлся курилкой.
Навстречу посетителям, отражаясь одновременно во всехзеркальных стенах, шла крупная краснощекая женщина с пышными рыжими волосами доплеч.
Капитан Мехреньгин, как уже говорилось, был человекомлюбопытным. И чтобы удовлетворить свое любопытство, почитывал некоторуюлитературу. И даже ходил иногда в музеи, благо их в нашем городе множество.Сейчас он подумал, что таких женщин любил изображать на своих полотнахфранцузский художник Огюст Ренуар. Правда, он их обычно изображал в болеемолодом возрасте. Эта же дама входила в тот возрастной период, который любилописывать в своих романах французский же писатель Оноре де Бальзак.
– Передайте своему Лебедееву, что это уже чересчур! Таки передайте – это уже чересчур! – воскликнула ренуаровская женщинабальзаковского возраста. – Это уже переходит всякие границы! Мы уже всеравно освобождаем помещение… сначала налоговая, потом пожарная, а теперь ужемилиция!
