«Он может теперь шантажировать меня, — подумал я. — Угрожать, что расскажет жене про ту дуру, донесет куда-нибудь насчет взяток. Просто станет донимать меня и требовать денег».
Злоба и решимость защищаться, стремление самому руководить собственной жизнью забурлили во мне. Я рывком поднялся с дивана, с силой сжал кулаки и зажмурил глаза, изобразив на лице звериный оскал. Но мысль о том, что тот, чужой, покуривая и потягивая кофе, каким-то образом наблюдает за мной и посмеивается, заставила меня умерить свои разрушительные порывы.
«Да, они здесь — диктофоны, видеокамеры», — пронеслось у меня в голове. Стараясь казаться спокойным, воображая из себя некоего профессионала, которому не впервой, я принялся обыскивать собственную квартиру. Прижавшись ухом к стене, заглянул за сервант, провел, насколько позволяла щель, по его тыльной стороне ладонью. Взобравшись на жалобно скрипнувший стул, осмотрел люстру. Воспользовавшись тем же стулом, ощупал деревянный цилиндр карниза и потряс, не совсем понимая для чего, штору. Соображая, где бы я сам спрятал жучки, обшарил кухню, не забыв заглянуть в микроволновку и холодильник. Для очищения совести поползав на карачках в ванной и туалете, неприятно надавив колени о плитку, я снова вернулся в гостиную и застыл посреди комнаты.
Конечно, подумал я, никакой секретной аппаратуры в квартире нет. Они ставят надо мной эксперимент, как на подопытном кролике! «Что за сволочи! Ну, ничего, так просто я им не дамся! Я тебя, падло, с дерьмом смешаю!».
Но как именно выполнить эту страшную угрозу, я не знал. Вся моя злоба, ругательства и наеживания, желание разрешить проблему таким способом не имели смысла. Но что, «черт возьми», имело смысл, что следовало предпринять? Может, стоило обратиться в полицию?
Не успела эта мысль прийти в голову, как я сразу же отверг ее. Что я мог там сказать, в конце концов? Что звонил какой-то псих и требовал, чтобы я спал с собственной женой? Это выглядело просто смешно. Еще более смешным было пойти и сказать, что я давал взятки налоговикам. После этого оставалось только напасть на вооруженных ментов и получить премию Дарвина.
Чувство бессилия парализующей пеленой охватило меня, а за бессилием накрыло отчаяние. Я снова опустился на диван, как на последнюю в жизни опору. Спиной ко мне сидел Руслан и с увлечением, под звериный рев из колонок, истреблял монстров. Что ты мечешься, чего суетишься, вдруг сказал я самому себе. Что, в конце концов, такого он потребовал? Странные разговоры, странные требования, но все, если разобраться, для моей же пользы. Все, что говорил тот, звонивший, было правдой, не совсем, конечно, мне приятной, но правдой, а я рву себе нервы на попытку этого типа исправить мою собственную жизнь. Но все же он залез в душу так бесцеремонно и нагло, как опытный вор в укромный карман — кому такое понравится.
Я сидел на краешке дивана, тело было напряжено, как будто мне предстояло вскочить и бежать без оглядки. По мере того, как ураган мыслей затихал, я расслаблялся. Отклонившись и опершись о спинку, я вытянул ноги и безвольно откинул голову. Словно что-то постороннее повелевало сейчас моей жизнью, потаенное, не связанное с работой мысли, с вечным моим стремлением добиваться всего своими силами, собственным умом, с уверенностью, что мои действия — самые правильные, а суждения — самые верные. Это постороннее велело мне забыть скрипучую логику, отбросить холодные рассуждения с их непримиримостью к инакомыслию. Я видел, что непримиримость могла довести до белого каления.
У меня складывалось впечатление, что теперь мне не надо думать, не надо ничего самому предпринимать. Как будто появился, зародившись из некоей бездны, некто выше меня, умнее, прозорливее, наглядно показавший всю мою неспособность жить собственными рассуждениями, основанными на гордости и самомнении. Я чувствовал себя заплутавшим в лесных дебрях ребенком, которому вдруг повстречался незнакомец, знавший окрестности как свои пять пальцев. Незнакомец изъявил желание помочь, и от этого мне стало легче.
Часы показывали начало шестого, когда пришла Марина. Она работала секретарем в фирме, торгующей компьютерами. Характерец у моей благоверной был еще тот.
Заперев дверь и тяжело опустив на пол пакет с продуктами, она злобно сбросила с себя босоножки.
— Ноги натерла этой заразой, купили дешёвое дерьмо… надо пойти в магазин, что-нибудь присмотреть.
— Не такое уж и дешёвое, — лениво возразил я, лежа на кровати в спальне поверх застеленного покрывала.
— Я тебя прошу! Самая настоящая дешёвка! Нет, что бы купить жене что-нибудь нормальное!
— У нас куча кредитов…
— Я знаю, что куча кредитов! И что теперь — не жить?
Она была в черной короткой юбке, выгодно подчеркивающей стройность ее фигуры. Через вырез в блузке была видна соблазнительная ложбинка между грудями, но, судя по злому выражению лица с ярко накрашенными губками, здесь, в собственной квартире, никого соблазнять она не собиралась.
— Ну и денек сегодня! Начальник полдня ходил, как в прострации, сам ни черта не делал и другим не давал, а после обеда — как с цепи сорвался! А тут еще ты! Пусть я ноги изотру до крови — а ты всё экономь.
В иной раз я вспылил бы, и мы могли поцапаться всерьез, но сейчас я не имел для этого ни сил, ни желания. До прихода жены я сомневался — рассказывать ли ей в общих чертах о том, что произошло, но теперь понял, что не буду.
— Помоги хоть сумку на кухню допереть. — Пусть Руслан поможет.
Марина порывисто вошла в гостиную.
— Ты что, целый день их лупишь? — крикнула она Руслану. — А ты куда смотришь? — это она уже мне. — Он же мозги себе набекрень свернет!
С трудом, руганью и боем заставив Руслана выключить компьютер, она переоделась в домашний халат и подалась на кухню. Руслан вслед за нею обречённо поволок пакет с продуктами. Я все так же неподвижно лежал на кровати, пережевывая мысли, как корова жвачку. По истечении нескольких часов после того телефонного разговора протест против вмешательства в мою жизнь почти прошел. Я уже находил в сегодняшнем «задании» что-то здоровое и полезное, хотя после сцены, устроенной женой, подумал без злобы: «И эту дуру я должен трахнуть три раза? Да кто вообще с женой делает это три раза?»
Хорошо, что я общался с тем типом по телефону — его безликий образ, воплощённый лишь в уверенном голосе, наряду с нереальностью происходящего навевал чувство подчинения. Я уже почти не видел во всём этом опасности своей свободе. В конце концов, мне навязывают кое-что весьма приятное, что со своей свободой я загнал чуть не в глухой угол. Конечно, что-то внутри меня, вооружаясь колючками упрямства и гордыни, все же твердило: если я и сделаю это, выполню «задание», то лишь следуя естественным влечениям, а не командам со стороны. Но чувство, будто кто-то следит за мной, за каждым моим шагом, пульсировало во мне неотвязно.
Вечер прошел как обычно. Совет звонившего не есть ничего на ночь я проигнорировал — вот, мол, какой я независимый. После ужина Марина принялась варить на завтрашний день какую-то кашу. Руслан снова пытался примоститься за компьютером, но жена наорала на него, не особенно подбирая слова. Я развалился в кресле и включил телевизор. Мозги мои словно окутал туман, и я не воспринимал ничего в очередной серии бесконечной мыльной оперы. Поднявшись, я нажал на пульте красную кнопку и принялся бесцельно шататься по квартире. Мысли скрутились в моей голове клубком, как змеи во время брачного периода. В конце концов я побрел на балкон. С пятого этажа нашего дома на окраине открывался интересный вид.
