— А тебе и снять-то нечего, вот! Ладно, Горыныч! Как будто в первый раз меня такую видишь!
— Не в первый! Но всегда поражался твоей красоте. А сегодня как-то по-другому на тебя взглянул. Подумалось, что уедешь, а там мир другой, порядки другие… Мало ли чего случиться может. Боюсь я за тебя.
Василиса надела платье, и оно соблазнительно прилипло к мокрому телу, лишний раз подчеркнув его идеальные формы. Горыныч стоял сзади и заплетал ей косу.
— Я буду аккуратна. Обещаю. Буду вести себя хорошо, во всем слушаться твою родственницу. Кстати, расскажи мне про Раису свою. Не она ли была Его любовницей? — Василисе вдруг припомнилась давняя история, хотя рассказывали о ней «по слухам», что у Правителя была тайная любовь. Жениться Он не мог, поэтому отправил ее в реальный мир, а она и не возражала, лишь бы иметь любую возможность хоть иногда, хоть изредка видеть его. Вот будто бы и встречались они там, где никто их узнать не мог.
— Тихо ты, раскричалась! — Горыныч прижал пальчик ко рту одной из голов. — Не наше это дело, не шуми, лишних вопросов не задавай. Завтра слетаю к Нему, посмотрим, что скажет.
Они полежали еще немного в травке и полетели к Василисе пить чай с пирогом. Феи пекли чудесный яблочный пирог! Яблони в сказочном саду плодоносили круглогодично. На месте сорванного яблока тут же вырастало новое, еще более спелое и сочное.
Во дворе в тени раскидистого дуба феи накрыли для Василисы с Горынычем стол. Огромных размеров пирог стоял посередине, а вокруг вазочки с вареньем из разных фруктов, печенье на топленом молоке, конфеты да сушки. Дерево, на котором зрели конфеты и печенье, тоже росло в сказочном саду. Во главе стола был поставлен самовар, большой и пузатый. Самовар улыбался и сам себе открывал краник, чтобы наполнить чашки.
— Ты когда полетишь к Нему? — вновь завела разговор Василиса.
— Да говорю же тебе, завтра слетаю, посмотрим, что скажет, хотя вряд ли сразу ответит.
— А Раиса не будет возражать, если я у нее остановлюсь?
— Нет, что ты! Она уж давно дома, в сказке, не была. Соскучилась, наверно. Ей приятно будет весточку отсюда получить, тебе все показать. Об этом не волнуйся. Да и вообще, общительная она, веселая, тебе понравится.
Вдруг Горыныч кого-то увидел вдалеке.
— Смотри-ка, Василиска, кто-то скачет на резвом коне. Иль на волке не менее резвом… Что-то со зрением у меня — наверное, возраст. Уж не Ванька ль твой? Вот какой неугомонный! — Горыныч заржал в голос.
— Какой ты злой, Горыныч. Нет бы сожрать его раз и навсегда. Надоел мне он.
Василиса присмотрелась.
— Точно Ванька это, кто ж еще. Так он вроде бы женился недавно, разве нет?
— Во-первых, я царевичей не жру, это только людей мной пугают. Ты же знаешь, я мирный. И более того — вегетарианец! Во-вторых, женился ли он, не знаю, может, и женился. Но тебя ж, коль увидел, разве забудешь?! Да и не только увидел… Тяжело, видать, ему? — Горыныч причмокнул всеми своими губами.
— Слушай. Сейчас запушу в тебя чем-нибудь, это точно! В одну из голов уж явно попаду.
— Не советую. Я что, с разбитым лицом к Нему полечу? Несерьезно! Ладно, разбирайтесь, полечу отдохну, завтра далеко путь держать. Жди вестей, не скучай. Быстро поцелуй меня — и я уже далече!
— Ладно, пока! — Василиса обняла Горыныча и поцеловала.
— Только ты сразу ко мне, я буду ждать! Никуда больше не залетай, сразу сюда, понял?
— Понял, понял. Пока! Ванюшке привет!
Вслед быстро удаляющемуся Змею Горынычу полетело румяное яблоко.
Это точно был Иван-царевич. Высокий, статный, красивый. Что он ей не приглянулся, непонятно. Была бы сейчас замужем, детишек бы воспитывала.
— Здравствуй, Василисушка! — царевич ловко соскочил с Волка, подбежал к ней и нежно обнял. Явно соскучился.
— Здравствуй, Ванюша, какими судьбами? Может, чаю?
— Поговорить приехал, можем к тебе подняться?
— А здесь чем плохо?
— Здесь? Да тут уши везде.
Василиса оглянулась. И впрямь — хитрецы! Птички, белочки, бабочки, даже тополь — все превратились в слух! Сплетники!
— Да, ты прав, пошли.
Они поднялись к ней в комнату. По дороге царевич хранил молчание. Но как только за ними закрылась дверь комнаты, он бросился к Василисе и крепко заключил в объятья.
— Василисушка, не могу я без тебя! — его голос был таким страстным, а дыхание возбужденным и жарким.
— Ванюш, пусти, договорились же. Что было, то было. — Василиса чувствовала сквозь тонкое платье его твердую готовность к любви, и от этого у нее слегка закружилась голова.
Он покрывал ее лицо поцелуями, одной рукой прикасаясь к груди, а второй уже пытаясь задрать платье. Василиса вдруг просто обвила руками шею царевича и прижалась к его губам. Подумав, поцеловать Ивана или оттолкнуть, она сначала решила: пусть это будет последний, прощальный поцелуй, а оттолкнуть его можно будет чуть позже. Зов плоти усиливался с каждым мгновением и настойчиво советовал не сопротивляться нахлынувшему вдруг желанию, но здравый смысл одержал верх, и из последних сил Василиса все же решительно высвободилась из его объятий.
— Все! Хватит! Уходи! Не могу я. Не могу, понимаешь? Не люблю я тебя. А просто так не хочу больше, не хочу. Прости.
— И ты прости, не сдержался. Вижу, чувствую тебя — и в голове все затуманивается. Может, зелья выпить отворотного, чтоб забыть тебя раз и навсегда? — Царевич опустил голову.
— Жениться тебе надо, а не зелье пить. — Василиса потрепала Ивана по голове. — Не держи на меня зла, Ванюш.
— Ладно. Прости, пойду я. — Царевич вышел из комнаты, не оглядываясь.
Василиса поправила платье, подошла к зеркалу и села напротив. Почему так происходит: тело хочет, а душа сопротивляется? Как хочется, чтобы и телом, и душой!
На улице темнело, наступала сказочная ночь. А она опять одна. Василиса разделась, обтерла себя полотенцем. Не хотелось звать ни эльфов, ни фей. Она посмотрела на свое отражение в зеркале, провела руками по своей пышной груди, потрогала твердые соски, спустилась ниже… Как хотелось ей отдать свое тело в крепкие, надежные мужские руки. Отдать и больше не забирать, навсегда. Она подошла к кровати, отбросила одеяло и словно провалилась в облако. Глаза ее сомкнулись, и к Василисе Прекрасной пожаловал сказочный сон.
А сон у Василисы был в последнее время всегда один и тот же: снился ей молодой человек, с темно-русыми волосами и знакомыми до боли глазами, чем-то похожими на глаза Горыныча. Смотрели они так же, и цвет был такой же — карий. Молодой человек махал ей рукой и будто звал: «Василиса-а-а, приди ко мне-е-е…»
Вдруг шум во дворе разбудил девицу. Василиса нехотя поднялась с постели и накинула шифоновый халат, который был абсолютно прозрачен и скорее не прикрывал, а лишний раз подчеркивал ее прелести. Она подошла к окну и вдохнула ночной воздух. Сказочная ночь была воистину волшебной. Звезды играли в салочки друг с другом, луна раскачивалась, будто убаюкивая сама себя, и освещала то одно место в лесу, то другое, будто лампочка качалась. Василиса уселась на подоконник и стала разглядывать компанию во дворе. Из пруда вылезли на берег две сестрички-русалочки, неподалеку сидел Леший, а феи в разноцветных нарядах, таких же прозрачных, как у Василисы, кружились вокруг. Были еще какие-то сказочные существа, но Василисе не удалось их толком разглядеть. Все подходили к одной из русалочек и дарили ей небольшие сверточки в красивых упаковках.
