Хуже того: она безропотно вышла замуж за мужчину, которого ей подсунули, за эту свинью Бентона.
Вторая волна ненависти захлестнула ее при воспоминании о грубости этого жалкого, развращенного аристократишки.
Однако она никогда не жаловалась.
Будучи беременной, она с отвращением чувствовала, как в ней растет и шевелится отродье грубого мужлана. В довершение всего она опять разочаровала своего отца, произведя на свет не продолжателя рода, а обыкновенную девчонку, к которой Эдвард отнесся как к последнему щенку.
Как же после этого привязаться к ребенку? Как полюбить бедняжку Жилль, появившуюся на свет в атмосфере отвращения? А через несколько месяцев после рождения дочери муж наконец-то подарил ей долгожданную радость — он умер. Алисе пришлось разыгрывать горе. Единственное, что она умела хорошо делать всю свою жизнь, — это притворяться и лгать.
В этот раз она остро чувствовала опасность.
Маска бесстрастия, которая не сходила с ее лица из года в год, износилась, наступил предел ее способности обуздывать и скрывать свои чувства. И лишь план, созревший у нее, заставлял Алису сохранять спокойствие и хладнокровие. От него-то она уже ни за что не откажется, несмотря ни на какие препятствия.
Она чуть не вскрикнула, почувствовав руку на своем плече, но не пошевелилась и проглотила слезы, вызванные душевной болью, узнав голос отца.
— Прошу тебя быть поприветливее с твоей кузиной Мари. Я хочу, чтобы церемония прошла без осложнений.
Алиса резко повернулась и прямо посмотрела ему в глаза.
— Ты можешь мне сказать, к чему такое пышное торжество? Когда я выходила замуж, ты и половины не сделал.
Впервые Эдвард осознал, сколь велика душевная боль его дочери. И это его вдруг опечалило.
— Ладно, дочка, прости, я был не прав.
Эти слова, которых она не ожидала услышать, привели ее в замешательство, и у нее сразу зародилось подозрение, что он играет комедию, чтобы добиться ее расположения по отношению к Мари.
Она его запрезирала еще больше.
— Ты смешон! Эта девица будет вить из тебя веревки!
— Она ничего у меня не просила, — возразил Эдвард.
— Этого еще не хватало! Да она дергает тебя за ниточки, как куклу! — Алиса саркастически засмеялась.
— Я понимаю, папа. В ней есть все, чтобы околдовать любого… — послышался голос только что вошедшего в гостиную Фрэнка.
Алиса метнула в брата убийственный взгляд.
Свежевыбритый, после душа, он надел белый пуловер, который ему очень шел. «Соблазнитель готов действовать», — с отвращением подумала Алиса.
Она язвительно улыбнулась Эдварду.
— Скажи своему сынку, чтобы он не волочился за молодой, если не хочешь осложнений!
— Прекратите!
Тон Луизы, сидевшей в кресле, повернутом к камину, свидетельствовал о том, что его владелица всю жизнь командовала и привыкла к повиновению.
— Я не потерплю таких разговоров! Напоминаю, что только благодаря Мари и Лукасу Ферсену мы смогли достойно похоронить мою любимую Мэри.
— Беглянку, любовницу убийцы, наводчицу? Хорошенькая родословная! — проскрипела Алиса. — Если Мари Кермер унаследовала это, грош цена будущему нашей семьи.
— Я запрещаю тебе!.. — повысила голос старая дама, стукнув в пол своей палкой.
— Ты много лет запрещала нам упоминать о твоей любимой дочери, а теперь мы должны молиться на нее? Нет уж, только не я!
Луиза собралась было ответить, но тут дверь гостиной распахнулась, впустив девушку-подростка, угольный макияж которой подчеркивал бледность лица.
Красная прядь свисала на одну половину ее лица, остальные волосы, каштановые, небрежно удерживались длинной стальной заколкой. Тяжелые сапожки со шнуровкой усиливали ее худобу и подчеркивали невысокий рост. В довершение всего на ее бровях и в крыльях носа был пирсинг, а ногти покрывал пурпурный лак.
«Хорошо еще, что ее прабабка слепа», — подумала Алиса, без удовольствия меряя глазами дочь.
— Приветик… — бросила Жилль, плюхаясь на канапе.
— Поздоровайся с бабушкой!
Ледяной тон Алисы и ненавидящий взгляд, которым ее окатила дочь, лучше всяких слов говорили об их отношениях.
Девушка небрежной походкой подошла к бабушке, потом опять, зевая, уселась на канапе.
— Напоминаю, что у нас будут гости. Где ты шлялась?
— У меня есть дела поважнее… А лизать сапоги двум сыщикам вы можете и без меня.
— Не заговаривайся! — вмешался Эдвард, отметивший короткую удовлетворенную улыбку, адресованную матерью дочери.
— Я хочу, чтобы вы встретили наших гостей уважительно и пристойно, — продолжила Луиза.
— Кров, стол, свадьба, наследство… И улыбки к тому же! — едким тоном бросил Фрэнк.
— Сносить обиды — семейная традиция, тебе это хорошо известно, — поддержала его Алиса.
Луиза категоричным тоном положила конец словесному бунту:
— Мари — моя внучка. Мое решение предоставить ей место в семье, на которое она имеет право, бесповоротно!
Голос старой дамы, приглушенный эхом, раздался этажом ниже, в просторной сводчатой кухне, где священнодействовала экономка.
Шестидесятилетняя Дора, нервными движениями протирая графин, стояла возле каменного камина, труба которого сообщалась с трубой гостиной и служила хорошим резонатором.
Лицо ее напряглось. Вслушиваясь, она старалась не упустить ни слова.
— Мари — Салливан, как и вы!
Графин выскользнул из рук Доры и разбился на каменных плитах.
С лицом, побледневшим и искаженным от бессильной злобы, она медленно нагнулась и, не переставая вслушиваться, по одному стала подбирать осколки.
Доносившиеся до нее слова вонзались в сердце, как острые стекла, которые она методично собирала.
— Пусть все знают, что тому, кто не способен это принять, нет больше места в Киллморе!
После поставивших точку леденящих слов в гостиной воцарилось тяжелое молчание.
Жилль нервно колупала пурпурный лак на своих ногтях, кидая быстрые взгляды на мать, которая, казалось, превратилась в соляной столб. Она подыскивала способ незаметно смыться, когда створки застекленной двери, выходящей в парк, с шумом распахнулись. В гостиную ворвалась очень возбужденная сорокалетняя женщина.
Ее растрепанные волосы покрывал красный с зеленым шарфик. Она по одному смерила взглядом членов семейства Салливанов.
— Как вы осмелились? — с упреком проговорила она. — Завтра годовщина ее смерти, а вы в этот день устраиваете торжество?
Эдвард собрался ответить, но Фрэнк опередил его, раздраженно сказав:
