Между домами ветра тоже было предостаточно, но тут он уже терял силу, хотя тепло отъедал за милую душу. Сыро и серо во дворах, серо и неприглядно. Но уже не бездвижно, воздух уже пропитан внутренним томлением и ожиданием.
Каин Герка стоял за углом дома, где ветер был потише. Стоял, вжавшись спиной в шершавую серую стену, не смея пошевелиться. Они всё ещё были там и уходить не собирались. Они ждали Оглу, а пока она накрасится, пока выйдет… Каин тяжело вздохнул, поглубже засунул руки в карманы потасканной и потерявшей всякий цвет короткой куртки. Незамеченным мимо них не пройдёшь. И с другой стороны дом обойти не удастся, там глухой забор, бетонный, высокий.
Выходи, выходи же, Огла, выходи, рыжая крашеная крыса, забери тебя нечистый! Выходи, и уходите вы все подальше, я же околею тут стоять, забери тебя тараканиха свинячья, свинка морская ощипанная… хотя нет. Свинка — это вкусно. Свинка — блюдо праздничное, особо годовалая; жареная вкусная свинка, с репой, с капустой и мягким чёрным хлебом, сладковатым, душистым. Каин проглотил слюну, зажмурился. Последний раз этот деликатес он пробовал пару лет назад, тогда ему досталась целая половинка свинки, да ещё щедрая повариха дала ему сверх порции мяса две печёные репы и хороший кусок хлеба…
Есть досыта Каин Герка не привык. Он был «государственным», хотя жил у тётки. Впрочем, Рура Герка о племяннике не особенно заботилась. Одевала и кормила Каина вовсе не тётка, а администрация кварты Лесонух. У тётки он квартировал.
А сейчас Каин оказался в плохое время и в плохом месте. Он точно знал, что, если Огла и компания не покинут двор за полчаса, ходить ему голодным до завтрашнего дня. Он не успеет добежать до столовки, в семь её закроют. А выйти сейчас и попасть в руки ждущих подружку Халда и Аки… нет уж. Самое меньшее, что с ним сделают, это побьют, а про большее Каин старался не думать.
Халд, тараканье племя, был крупным для своих шестнадцати лет и при этом совершенно не задумывался о том, что может кого-то покалечить или даже убить. Всегда бил в полную силу, и плевать ему было кого. Случалось, и малолеток Халд смеха ради лупцевал так, что домой на руках приходилось относить. Самое плохое, что при всей своей агрессии Халд был далеко не глуп и благодаря этому выходил почти всегда «из огня без копоти». Умеет находить оправдание, подлец.
Аки… Каин задумался. Аки был садистом другого плана. Для него лучшее развлечением — провокации. Ещё в детстве Аки умел натравить одного ребёнка на другого, а затем тихонько слинять в сторону и получить удовольствие от скандала или драки. Ещё Аки любил издеваться.
Каин поморщился, вспомнив прошлое лето. Он купался, а они втроём подошли к месту, где парнишка оставил вещи, взяли их и ушли. Он потом бежал домой почти голый, в одних трусиках, через всю кварту, под улюлюканье и свист собранных этими же троими подонками толпы. Что интересно, Аки тоже был «государственный» и даже имел, в отличие от Каина, номер — но это совершенно не мешало ему жить. Подлизываться к кому надо, издеваться над тем, над кем можно.
А вот Огла, домашняя девочка, в свои пятнадцать лет достигла многого. Такой малолетней ханжи в кварте Лесонух до неё ещё не видели, но это совершенно не мешало крашенной в рыжий цвет Огле спать попеременно то с Аки, то с Халдом. Если ей кто-то пытался на это дело намекнуть «в обществе», Огла округляла глаза и разражалась такой тирадой, что вяли уши. По её словам выходило, что она чуть не святая, а вот говорящий — сам дрянь несусветная, крыса помойная, шлюха бесплодная. Родителей Огла ненавидела, что совершенно не мешало ей есть жареных свинок как минимум два раза в неделю и носить дорогие вещи, сшитые портным из Центральной кварты.
Самое плохое, что эта тройка ополчилась на Каина. Уже года три ему не давали прохода, и жизнь мальчишки постепенно стала превращаться в какой-то перманентный побег.
Именно поэтому Каин сейчас стоял за углом, на пронизывающем ветру, и ждал, когда же тройка уберётся отсюда и можно будет пойти в столовку для «государственных» детей.
Ему очень хотелось есть.
* * *
Жили они с тёткой на первом этаже страшно запущенного дома, в дальней части кварты Лесонух, неподалёку от реки Вирбир, одноимённой с городом. Дом, как и всё в кварте, был трёхэтажный, серый, в подъезде вечно воняло крысами и мочой, а по старой лестнице и вовсе стало последнее время опасно ходить — того и гляди, развалится. Комната и крошечная кухня, сто лет не мытые окна, крысиная дыра в полу и вонючий донельзя сортир — вот и вся квартира.
Впрочем, Рура Герка совершенно по этому поводу не переживала. Она настолько привыкла к нищете, что считала её едва ли не главным своим достоинством.
— Мы бедные, — втолковывала она Каину — Понимаешь?.. И хорошие. А богатые — все плохие. Понял, нет?
Каин согласно кивал, но по большому счёту слова тётки для него ничего не значили. Ну бедные, да что с того?..
Родителей Каин потерял, когда ему было семь. Случилось это так.
Весенним утром вся семья переходила на другую сторону Вирбира, как водится, по льду. Мать тащила на руках маленького Ави, отец мрачно вышагивал рядом, держа Каина за руку. Родители торопились — нужно было сдать малышню в садок, а самим спешить на работу, за опоздание могли и деньги вычесть, и в выходной заставить выйти.
По правую руку торчали из сереющего под солнцем льда опоры моста, который город строил уже лет двадцать да всё никак не мог достроить. Вокруг неподвижных тёмных быков чернели промоины, в которых было видно ледяную быструю воду.
Ави капризничал, постоянно дёргал мать; Каину стало обидно — почему младшему столько внимания, а ему ничего?
— Мама, — позвал он, — а чего ты всё… а я?
— Отвяжись! — прикрикнула мать, усаживая Ави на руках поудобнее. — Ты уже большой, хоть ты не цепляйся!
— Чего ты ноешь!.. — прикрикнул на него отец. — А ну замолчи!..
— Я тогда убегу, — честно сказал Каин. — Совсем убегу!
— Беги давай! Крысёныш… — раздражённо сказал отец.
И тогда Каин вырвал руку из отцовской ладони. Отбежав на несколько шагов, он повернулся и крикнул:
— Чтоб вы провалились все!!! — и помчался дальше, не разбирая дороги, оскальзываясь на льду и всхлипывая от обиды, к далёкому берегу.
Отбежав шагов на сто, он вдруг услышал за спиной громкий треск ломающегося льда, отчаянный крик матери, визг Ави. Он стремглав бросился обратно — но из быстро расширяющейся полыньи к этому моменту виднелась только голова отца. Тот, вцепившись в кромку льда, собрав все силы, прохрипел сдавленно:
— Беги… Беги, дурак!
Под ноги заползала змейкой тонкая, извилистая трещина. Каин отступил от отца на шаг, потом ещё на шаг — но трещина была быстрее.
И тогда он побежал.
… Их нашли только весной. Каин, которому к тому моменту исполнилось восемь, равнодушно смотрел на три белых неаккуратных тючка — два больших, один маленький. Смотрел отстранённо и равнодушно, некоторые дети быстро всё забывают и свыкаются со всем тоже быстро.
