Решительно невозможно быть кем-то и ни во что не верить.
В области познания невозможно изгнать всякую веру и основываться только на опровергаемых представлениях, как это приписывают науке. Наука в действительности лишь меняет одни символы веры на другие – приемлемые для современного сознания. Знание растет (строится) на каркасе веры, является формой ее существования. Вера скрепляет всякое знание – и опытное, и теоретическое, и рассуждение, и доказательство. Без клея веры рассыпается любая конструкция знания. Человек же, действительно отказавшийся от веры (значит, и от знания), приходит туда же, куда и Сократ: «Я знаю лишь, что я ничего не знаю».
Мы говорим здесь не о религиозном чувстве, не о субъективном переживании, а об объективном и необходимом способе включения человека в культуру, цивилизацию, историю, способе, вне которого такое включение либо неполноценно, либо невозможно вообще. Вне которого нет собственно человека.
В конечном счете мы есть то, во что мы верим. Наша вера определяет нашу судьбу (может быть, совсем иначе, чем обещано самой верой). Без веры мы никто.
Мы включились в доминантную веру европейской (то есть средиземно-балто-черноморской) цивилизации тем же способом, что и Древний Рим – путем принятия христианства в качестве государственной религии.
Кризис либерально-демократической веры
Христианство явилось (и остается) революцией в человеческой культуре. Подлинно (действительно) существующим стал признаваться отнюдь не видимый (материальный, натуральный) мир, а единый и невидимый Бог, волей которого и поддерживается существование мира. Без этой революции в мировоззрении никогда не смогла бы появиться на свет и современная наука. В то же время Бог христианства в отличие от других религий единобожия – не только абстрактный субъект, но и личность, открывающаяся и доступная человеку еще и в человеческой же ипостаси. Что во многом определило доминантный характер нашей веры, ее развитие и кризисы (ереси).
Христианство окончательно и бесповоротно утвердило и закрепило отличие человека не только от животного мира, но и вообще от любого биологического вида, в т. ч. и homo sapiens, живущего в рамках традиций рода и племени. Христианство аккумулирует догадки о человеке, содержащиеся в иудейской и греческой традициях, других религиях. Критики христианской веры на этом основании говорят, что в христианстве нет ничего нового. Даже если принять их сравнительный подход, то он все равно выявит главное: единый и невидимый Бог (иудеи), который есть слово и истина (греки), воплотился в человеке, показав ему тем самым путь к божественному. И этот путь открыт Христом каждому. Каждый может стать Человеком. И именно этот человек стал жить и действовать в Истории. До христианства никакой Истории не было и быть не могло.
Европейская вера менялась. В этом и состояла история европейской культуры и цивилизации.
Каковы бы ни были специфические различия и конфликты между историческими версиями христианства – православием, монофизитами, католичеством, протестантством, англиканами, многочисленными сектами (ересями), верой атеизма (страстным отрицанием христианского Бога), а также с младшим братом христианства исламом, – сегодня все эти конфликты уже в прошлом.
Сегодня европейское сознание в своей повседневности не задается вопросом о Боге. Этот вопрос контролируют разновидности светской веры, сформировавшиеся в результате кризиса и разложения христианского массового сознания. Две самые влиятельные из них – коммунистическая (социалистическая) и либеральная (демократическая). При всей нешуточной вражде друг с другом (на этом основании ведутся современные религиозные войны) они отличаются только техническими деталями. Джонатан Свифт едко высмеял эту характерную черту европейской цивилизации, описав в своем романе как войну «тупо-» и «остроконечников».
Обе разновидности светской веры суть обожествление натурально и материально данного «человека» – либо как индивида (либерализм), либо как коллектива, коллективного существа (коммунизм). Обе они создают вместо Бога фиктивный субъект истории – обожествленный «народ», объявляемый метафизическим источником власти (а значит, и всего остального). Обе они заменяют путь человека к Богу (который открыл исключительно Христос и который и создает человека) на путь «человека» к себе – с целью простого и массового принятия этих светских вероисповеданий. В лучших традициях Рима и Киевской Руси эти светские религии везде, где распространены, являются де-факто государственными.
Сегодня рушатся и эти вероисповедания. Неясно, какое из них окажется последним. Несмотря на то что западная демократия и либерализм одержали победу в религиозной борьбе с коммунистической верой СССР (мы проиграли вовсе не в «холодной», а именно в религиозной войне), стабильность западного общества (и США, и Европы, и Японии) ничто без обеспечения общего высокого уровня потребления. А это строго то же самое, что сулил социализм.
Ничего подобного демократия США не обещала и не могла обещать своим гражданам ни в XIX веке, ни в первой трети ХХ – до Великой депрессии. Зато тогда США были открыты для всех желающих. Сегодня они, как и Западная Европа, всеми силами защищаются от внешнего мира – так же, как когда-то СССР. Запад опустил свой собственный «железный занавес».
Анализируя и сравнивая западную ветвь европейской цивилизации и российскую, мы всегда будем находить больше сходств, чем различий. Россия в ХХ веке ускоренными темпами прошла, опередила и возглавила все исторические процессы европейского религиозного генезиса и кризиса веры. Мы пережили и религиозную войну, и инквизицию, и дехристианизацию, атеизм и утверждение светской веры. Если чего и не успели за большую часть ХХ века, то к началу XXI полностью «догнали и перегнали». Мы должны воспользоваться своим историческим опытом переживания современных религиозных проблем, правильно осмыслив этот опыт и сделав из него необходимые выводы.
