Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 48
– Ну да, ну да, – пробормотал Вячеслав Всеволодович. – Только если в «дипломате» были бумаги, и это был «дипломат» Нехватова, то как этот «дипломат» вдруг взорвался? Ведь заряд, а в этом нет никакого сомнения, находился именно в «дипломате»…
Сказав это, следователь Ермаков очень внимательно посмотрел на меня. А ведь и правда, откуда в «дипломате» Геннадия Павловича вдруг оказалась бомба? Не сам же он себя подорвал? Тогда кто это сделал?
– Вы ничего странного на остановке не заметили, когда беседовали с Нехватовым? – спросил Вячеслав Всеволодович, прервав мои размышления.
– Все было как обычно, – ответил я. – Остановка как остановка. Стоят люди, ждут автобуса.
– А вы сидели или стояли, когда разговаривали с ним? – задал новый вопрос следователь.
– Сидел рядом с ним, – сказал я.
– А с другой стороны рядом с Нехватовым кто-нибудь сидел? – спросил Ермаков.
– Не помню, – произнес я.
– Надо вспомнить, Русаков, – сказал Вячеслав Всеволодович. – Попытайтесь вспомнить поминутно, постарайтесь не пропустить ни одного эпизода. Может, с вами был кто-то третий?
Я наморщил лоб. Кажется, рядом с Геннадием Павловичем никто, кроме меня, не сидел. Но это мое «кажется» следователя Ермакова не устроит. Вспоминай, Старый. Напрягись!
Мне пришлось снова прокрутить в голове всю цепочку событий, связанных с сегодняшней встречей моего бывшего главного редактора газеты «Московский репортер» Геннадия Павловича Нехватова. Вот я прошел остановку. Услышал, как меня окликнули. Обернувшись, увидел Геннадия Павловича, сидящего на лавочке. Он был один. Собственно, на такой небольшой лавочке могло разместиться только три человека нормальной комплекции. Толстых уместилось бы всего-то двое… Подошел к нему, поздоровался, присел рядышком. Мы стали разговаривать… Переговорив, мы распрощались до вечера. Что-то заставило меня обернуться, и я увидел, что мое место заняла какая-то старушка, причем весьма резво для ее почтенного возраста.
– Нет, – сказал я следователю Ермакову, вернувшись из воспоминаний. – Мы с Геннадием Павловичем сидели на лавочке вдвоем. Но когда я встал, мое место заняла старушка…
– Какая старушка? – быстро последовал вопрос.
– Обыкновенная, – пожал я плечами. – Но шустрая такая старушенция – в косынке, синей кофте и платье в горошек. Сереньком, кажется. Причем она была с «диплома»…
Стоп!
Меня продрал мороз, по спине побежали мурашки.
Старуха тоже была с «дипломатом», таким же допотопным, как и у Геннадия Павловича. И кажется, такого же цвета…
– Ну что вы остановились? – заторопил меня Вячеслав Всеволодович. – У старушки тоже был с собой «дипломат»?
– Да! – едва не вскричал я. – У нее с собой был «дипломат»! Такой же, как у Геннадия Павловича. Я еще подумал, мода, что ли, вернулась на такие допотопные и дешевые «дипломаты» из коричневого кожзаменителя. Она держала его у себя на коленях…
– Так! – было видно, как загорелся Вячеслав Всеволодович. – Что было дальше?
– После того как мы распрощались, условившись встретиться вечером, я пошел на работу и через несколько шагов оглянулся, – продолжил я. – Даже не знаю, что именно заставило меня это сделать, может, какое-то предчувствие… Геннадий Павлович дружески махнул мне, и тут эта старушка что-то спросила у него. И он повернулся к ней…
– А «дипломат»? – быстро спросил следователь Ермаков. – Где в это время был ее «дипломат»?
– Не помню… – промямлил я.
– Вспоминайте! – рявкнул Вячеслав Всеволодович, чего я от него, до этого казавшегося мне вежливым и даже тактичным, не ожидал. Хотя ситуация вполне оправдывала подобную его горячность.
Я снова нахмурил лоб и напряг память. Воспоминания завертелись, как в кинохронике. Вот я делаю несколько шагов, удаляясь от остановочного павильона. Оглядываюсь. Геннадий Павлович машет мне рукой и пытается улыбнуться, но это у него получается скверно: что-то гложет его изнутри, накладывая отпечаток на мимику. Старушенция, что села на лавочку рядом с ним, задает ему какой-то вопрос. Геннадий Павлович переводит на нее взгляд и начинает ей отвечать. Старушка энергично кивает ему, бросает взгляд на меня, после чего я отворачиваюсь и делаю еще несколько шагов от остановки…
Надо же! Какая, однако, у нас глубокая память. Она фиксирует все, что с нами происходило, буквально покадрово. Надо только уметь извлечь нужный кадр, что не так уж и просто. Но это возможно.
А если и правда прокрутить память покадрово?
Первый кадр – старушенция задает вопрос. То есть поворачивается к Геннадию Павловичу. Причем проделывает это медленно, всем корпусом, как дозволительно пожилым людям, поскольку энергично вращать шеей в преклонные годы – весьма затруднительное занятие. В следующее мгновение – второй кадр – она открывает рот. Губы у старушки не накрашены, слегка бледны, но отнюдь не дряблы. И вокруг рта нет никаких морщинок. Удивительное дело: если бы не возраст, а старушке, по самому скромному предположению, лет семьдесят с гаком, то такие губы могли бы принадлежать девушке или молодой женщине не старше двадцати пяти лет.
Третий кадр: Геннадий Павлович смотрит на старушку. Старушенция продолжает что-то говорить и все больше поворачивается к Геннадию Павловичу, при этом ее рука тянется к «дипломату». Нехватов начинает отвечать, глядя старухе в глаза, а она, в свою очередь, энергично кивает и убирает с колен «дипломат», после чего ставит его на землю межу собой и Геннадием Павловичем. Рядом с его коричневым «дипломатом»…
Все так! Оба дипломата были одинаковых размеров и единого цвета. Их практически невозможно было отличить друг от друга. Произошедшие события беспристрастно фиксирует моя память, которая, казалось, не имеет ничего общего с безалаберным ненаблюдательным тележурналистом. Дальше я вижу, как подходит рейсовый автобус, и старушенция бойко садится в него. После чего я отворачиваюсь и убыстряю шаг…
– Когда старуха заговорила с Геннадием Павловичем, а он начал ей отвечать, то она сняла «дипломат» с колен и поставила его на землю рядом с «дипломатом» Нехватова. Оба «дипломата» были практически одинаковы по размеру и одного цвета, – выпалил я.
– Молодец! – произнес следователь уважительно.
Это его «молодец» прозвучало таким образом, словно я единственный из всего хора в пятьдесят мальчиков и девочек правильно спел ноты. Или доказал гипотезу Эрдеша с привлечением замкнутой кривой Жордана. Похвала следователя Ермакова была вполне заслуженная, он нравился мне все больше. Ощущение было таковым, что меня пригласили на дегустацию элитного вина за счет фирмы. А потом до меня дошло, почему Вячеслав Всеволодович задавал мне такие вопросы и почему назвал «молодцом».
– Так вы полагаете, что это та самая старуха взорвала Геннадия Павловича, поменяв его «дипломат» на свой, в котором и находился смертельный заряд? Сначала заговорила его, отвлекая внимание, а когда подошел автобус, она взяла «дипломат» Геннадия Павловича с бумагами с собой, а свой, с бомбой, оставила у его ног? И когда автобус отошел от остановки на достаточное расстояние, взорвала бомбу? – догадался я.
Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 48
