Тот пододвинул к себе подписку и мелкими буквами вывел — Попов. Гофмайер аккуратно промокнул чернила папье-маше и положил листок в папку. Эти ничтожно короткие пять строк безжалостно перечеркнули прошлую жизнь разведчика Северова — Бутырина. Что ждало его впереди? Позор? Бесчестие? Или смертельно опасная игра с гитлеровцами, в которой Виктор рассчитывал вернуть себе честное имя и доверие товарищей? Время… Только оно могло дать ответы на эти вопросы. А пока Виктору не оставалось ничего другого, как жить надеждой, и ее слабый отблеск отразился в его глазах.
Гитлеровцы расценили это по-своему. Гофмайер, окрыленный трудной победой, отрывавшей ему дорогу не только в партизанский отряд неуловимого дяди Вани, но и в советскую военную разведку, уже предвкушал будущие поздравления и лестные оценки полковника Гота. Вербовкой, причем не рядового партизана или подпольщика, а разведчика-радиста могли похвастаться далеко не многие в гестапо и даже в абвере. Он, Карл Гофмайер, обошел их. Попову предстояло стать в его руках той самой курицей, что будет нести золотые яйца.
Гофмайер наслаждался победой. Обычно скупой на эмоции, на этот раз он дал волю чувствам — разлил коньяк по рюмкам, посмотрел на портрет Гитлера и предложил тост за Великую Германию, за будущую успешную работу Попова. Помочив губы в рюмках, он и Штейнблюм обратили взгляды на новоиспеченного агента. Тот не притронулся к рюмке. Жгучее желание схватить бутылку и размозжить ею голову Гофмайера снова охватило Виктора, однако разведчик опять победил в нем. Он решил до конца играть роль раздавленного, сломленного человека и потребовал налить себе полный стакан водки.
Гитлеровцы переглянулись. Гофмайер подмигнул Штейнблюму. Тот достал из шкафа бутылку водки и наполнил стакан до краев. Откинувшись на спинки стульев, они с неподдельным изумлением наблюдали за тем, как далеко не здоровяк, к тому же измученный пытками русский расправлялся с водкой. Она холодными ручейками стекала по растрескавшимся губам, подбородку Виктора и капала на вылизанный до зеркального блеска пол. В эти минуты ему было глубоко наплевать на то, что о нем думали две самодовольные гитлеровские рожи. Последний глоток дался ему с трудом. Отряхнув с подбородка капли, Виктор нетвердой рукой опустил стакан на стол. В голове зашумело, перед глазами поплыли стены и потолок. «Мы еще посмотрим, кто кого», — мелькнуло в гаснущем сознании Бутырина. Он покачнулся на стуле и кулем повалился на пол.
Неожиданный выход из строя агента Попова доставил немало беспокойства Гофмайеру. Над замыслом его использования в борьбе с партизанами и оперативной игрой с советской разведкой нависла серьезная угроза. «Прорыв» из засады и затянувшееся блуждание Попова по лесу неминуемо бы вызвало подозрение у партизан. Поэтому за Виктора взялся доктор. К вечеру он уже был на ногах, и Гофмайер поручил ему проникнуть к партизанам, восстановить связь с разведотделом Северо-Западного фронта и информировать об их планах. Но здесь возникла проблема — отряд дяди Вани постоянно менял место дислокации, а внедренный в него агент Проныра внезапно замолчал. Выход из положения нашел Штейнблюм. Он предложил использовать жителя деревни Ключи Сидоркина, подозреваемого в связях с партизанами.
На следующие сутки ранним утром Виктор в сопровождении Штейнблюма и Зверева выехали в Ключи. За десять километров до деревни они остановились, а дальше, лесом Виктору предстояло добираться до связника партизан. Он ступил на обочину. За спиной хлопнула дверца, простужено всхлипнул двигатель, прошла минута, и о карателях напоминало лишь сизое облачко, расплывшееся над дорогой.
Виктор шел по лесу и дышал полной грудью. Пьянящий воздух свободы заставлял забывать о боли и том кошмаре, что пришлось пережить за эти дни. Сил хватило ненадолго, дыхание быстро сбилось, перед глазами поплыли разноцветные круги, и он свалился на густой ельник. Отлежавшись, продолжил движение и незадолго до сумерек вышел на окраину Ключей. Избу Сидоркина искать не пришлось — она выделялась добротным забором и резными, искусно сделанным наличниками на окнах. Виктор поднялся на крыльцо и постучал в дверь.
В сенях под тяжестью шагов затрещали доски, лязгнул засов, дверь приоткрылась, и в просвете возникла коренастая мужская фигура. Хозяин настороженным взглядом прощупал Виктора. Весь его вид: заросшее щетиной лицо, темные пятна на скулах и носу — следы обморожений и пропахший дымом костра ватник говорили сами за себя. Сидоркин отступил в сторону и впустил Виктора в избу.
Связник партизан не стал задавать лишних вопросов, недавняя облава карателей на парашютиста, автомат и рация за спиной Виктора делали это излишним. После ужина Сидоркин отправил его ночевать в более безопасное, чем изба, место — на сеновал. Зарывшись с головой в сено, через мгновение Виктор спал крепким сном. Разбудил его Сидоркин. Он пришел не один, за его спиной стояли два партизана.
Переход на основную базу отряда дяди Вани для них и Виктора растянулся на весь день. Уже начали сгущаться семерки, когда им встретился передовой дозор партизан. А через полчаса Виктор оказался в крепких объятиях командира и комиссара отряда. Они радовались его чудесному спасению и тому, что связь с Большой землей снова будет восстановлена. Радость оказалась недолгой. Вечером из города вернулись разведчики и принесли печальное известие о гибели Николая Семенова и его товарищей. Теперь у командования отряда отпали последние сомнения в том, что в их рядах находится предатель. Кто именно, на этот вопрос не просто было найти ответ. Среди партизан было два Сафрона, и еще трое носили созвучные этому имени фамилии. Все пятеро до этого не вызывали подозрений. За спиной у каждого была не одна боевая операция. Поиск предателя мог затянуться, а гитлеровцы и каратели находились рядом, поэтому свое спасение партизаны видели в постоянном маневре.
Темнота и сильный мороз стали их союзниками. С короткими остановками на привал они прошли четырнадцать километров и на рассвете сосредоточились перед большаком. За ним начинались непроходимые Михайловские леса, в них гитлеровцы теряли возможность для быстрого маневра и использования тяжелой техники. Рискуя быть обнаруженными воздушной разведкой, партизаны продолжили марш. Первыми через большак переправили раненых и больных, вслед за ними двинулись основные силы, когда со стороны Мги донесся гул мощных моторов, и через минуту на повороте возникла тупоносая морда грузовика.
Первыми в сражение вступили бойцы из группы заслона. Перестрелка рокочущим валом стремительно приближалась к основным силам отряда. Пулеметные и автоматные очереди потонули в разрыве мин и снарядов. Гитлеровцы подтянули артиллерию и перенесли огонь вглубь боевых порядков партизан. В воздух взметнулись ошметки человеческих тел и животных. Снег окрасился багровыми брызгами. Все смешалось в кучу: люди, лошади и сани.
Остервенев от пролитой своей и чужой крови, гитлеровцы ринулись в штыковую атаку. В те последние мгновения своей жизни и русские, и немцы жили только одним — растерзать, затоптать ненавистного врага. Их тела бугрились узлами мышц, вены вздулись тугими веревками. Осатанев от ярости, они исступленно кололи друг друга ножами, тесаками, рубили саперными лопатами. Рычащий, хрипящий клубок из человеческих тел катался по дороге и обочинам, оставляя на снегу кровавые следы, клочья одежды и истерзанные тела.
