— Почему?
— Я еще имел статус гражданина Аргентины тогда. Но плюнул на все и пошел воевать, время было такое…
Василий Петрович помолчал и продолжил:
— Потом окружение под Харьковом, плен, концлагерь. Удалось бежать и пробраться во Францию, там партизанил.
После войны пожил немного в Париже, затем решил уехать по работе в Бразилию.
— А кто Вы по профессии были?
— Инженер. Мосты строил. В Южной Америке отработал 10 лет, вернулся. Теперь доживаю здесь.
Одинцов ошеломленно протянул:
— Даааа… Вот это биография, я понимаю! А в Россию к нам приезжали?
— Нет, так с войны и ни разу. Сестра навещала меня несколько лет назад.
— Fin rendez-vous! — снова раздалось за спиной.
Василий Петрович встал, и, прощаясь, достал из кармана визитную карточку:
— Вот здесь мои координаты, звони Витя, если что. Я еще приеду сюда. Тебе должны адвоката дать, а насчет переводчика я позабочусь. Сейчас зайду к начальнику, поговорю с ним…
Виктор неторопливо допивал горячий чай, ощущая на себе заинтересованные взгляды узников Seine Saint — Denis. Весть о новичке молниеносно распространилась по коридорам тюрьмы. Напротив Одинцова за столом сидел мулат со странной прической на голове. Его короткие, жесткие волосы были покрашены в какой-то синевато-фиолетовый цвет, тонкие длинные пальцы пестрели наколками, и время о времени вздрагивали.
Когда Виктор бросил взгляд на руки соседа, тот усмехнулся и произнес:
— Je me sens mal…[10]
— Чего? — неожиданно по-русски ответил Одинцов.
— Je narcomane, — улыбнулся мулат и протянул пальцы русскому — Jan Templer!
— Виктор, — машинально пожав их, ответил Одинцов.
— Très bien,[11]— расплылся в улыбке Жан. Он еще что-то стал быстро говорить Виктору, но раздался громкий звонок — обед закончился. Заключенные встали, и, переговариваясь, медленно побрели в камеры.
— Attends![12]— чья то рука легла сзади на плечо Виктора.
Он обернулся.
Молодая женщина в форме, отличающейся от одежды охранников, смотрела ему в глаза. Смугловатая кожа, черные волосы кудрявой копной рассыпались по плечам, нос с чуть заметной горбинкой и глаза цвета спелых оливок придавали бы ее лицу приятное выражение.
Если бы не взгляд, холодный, словно у змеи. И тонкие губы.
Лицо властной женщины, привыкшей к повиновению.
Она с интересом рассматривала новичка. Взгляд скользнул по фигуре Виктора, быстро пробежав от колен до его подбородка, потом неподвижно застыл, вонзившись, словно двумя копьями в глаза заключенного.
— Es-tu joueur d'échecs?[13]— мягко, с грассирующим «р», прозвучал ее голос.
Одинцов кивнул. Небольших познаний, приобретенных в школе на уроках французского, ему хватало на простое общение. Однако быструю речь в этой стране он не понимал.
— Bon.
Она помолчала, по-прежнему разглядывая Виктора. Потом медленно прошлась вдоль стола, у которого он стоял, ее палец заскользил по гладкой поверхности.
«Что ей надо от меня? — подумал Одинцов. — Кто она такая?»
— De la Gard![14]— вдруг выкрикнула в пустынный коридор женщина. Спустя полминуты послышались быстрые шаги, и в столовой возник охранник
Она что-то сказала ему, тот кивнул и удалился. Вскоре вернулся вместе с заключенным.
Виктор перевел взгляд на лицо узника и подумал: «Похоже — наш».
Он не ошибся.
Невысокий худощавый парень лет двадцати пяти, выслушав несколько слов женщины, повернулся к Виктору:
— В общем, так, братан… Она здесь — начальник тюрьмы, знает, что ты шахматист и попал сюда по глупости.
Парень повернулся к начальнице, та снова выдала несколько предложений.
— Она хочет, чтобы ты провел для местных зэков…этот…ну, в общем, сеанс одновременной игры. Понял?
— Понял, — кивнул Одинцов.
— А еще, выслушав просьбу твоего пожилого друга, переводит тебя ко мне в камеру, — улыбнулся земляк, — теперь повеселее нам будет! — добавил новоявленный переводчик.
— Я согласен, — Виктор посмотрел в темные оливки глаз начальницы, потом повернул голову и спросил, — а как тебя звать и ее?
— Меня — Лёха, ее — Женевьева, запомнил?
— Конечно…
— Да не смотри на нее так, — снизив голос, добавил Леха.
— А почему?
— В камере объясню… Потом! — он слегка коснулся пальцами локтя Виктора. Женевьева повернулась на каблуках и, покачивая бедрами, пошла на выход.
Мужчины проводили ее взглядами: черная юбка, плотно обтягивающая стройные ноги, вверху принимала привлекательные, округлые формы. Охранник выразительно посмотрел на товарищей по несчастью.
— Айда и мы! — по-простецки воскликнул Лёха. Через две минуты Виктор увидел свое новое жилище.
‘Rendez-vous est fini! — Конец свидания! (фр.)
"Monsieuer!..Dix minutes — Господин!..Десять минут! (фр.)
***Bon!— Хорошо! (фр.)
""Je me sens mal — Мне плохо (фр.)
““Très bien — Очень хорошо (фр.)
""“Attends! — Подожди! (фр.)
“*""Es-tu joueur d’échecs?? — Ты шахматист? (фр.)
"""“De la Gard! — Охранник! (фр.)
* * *
Оно было попросторнее камеры, в которую поместили Одинцова. Вдоль боковых стен стояли две приличные кровати, в углу на тумбочке красовался небольшой телевизор.
— Ого! — присвистнул Одинцов. — Почти все удобства!
— Да уж, это тебе не наши тюрьмы! — засмеялся Лёха.
— А ты что, и у нас бывал там? — повернулся к нему Виктор.
— Да приходилось… — уклончиво протянул соотечественник, и Одинцов понял, что расспрашивать дальше не стоит.
Он немного повеселел, встретив земляка, и только ноющая боль в сердце, одной нотой, но очень болезненной и нетерпеливой — заставляла Виктора морщиться: «Как там мои? Ждут ведь…»
— Располагайся! — Алексей жестом показал новичку на кровать справа от окна. — В тумбочке твое постельное белье и кой какие вещи для гигиены. Виктор сел на кровать и посмотрел на соседа:
