– Именно об этом я бы и хотел узнать поподробнее.
Я откинулась на своем деревянном стуле и напрягла мозги. Что на самом деле хочет выведать Шерлок Холмс и, что важнее, зачем? Как он вышел на моего босса, мистера Джозефа Пулитцера, и как заручился его поддержкой? Мистеру Пулитцеру нравится моя бесшабашность, но это не спасает меня время от времени от заданий вроде статьи об идиотской выставке цветов. Мне всегда приходится биться за острые темы и совершать ради интересного материала безумные поступки: например, я могу позволить запереть себя в сумасшедшем доме, лишь бы мою статью напечатали на первой полосе. Проблема в том, что все обычные сюжеты уже исчерпаны. Последний мой проект затрагивает ту самую верхушку общества, о которой спрашивает мистер Холмс.
– Значит, вы не планируете в ближайшее время покинуть Нью-Йорк? – спросила я.
– Глупо торчать неделю в океане, чтобы тут же ехать обратно. Я так понимаю, что здесь, как и в любом другом месте, совершаются преступления.
– Даже среди четырехсот богатейших семейств?
– Я бы сказал, особенно среди них. Богатство, когда его выставляют напоказ, всегда становится предметом зависти со стороны соро́к. А ястребы наблюдают за сороками.
– Без сомнения, себя вы относите к категории ястребов.
– Я просто хочу знать то, что знает большинство ньюйоркцев. Так что же такого нечестивого в этих трех семействах?
– Честолюбие, мистер Холмс.
– Это качество встречается даже среди разносчиков. – Я нахмурилась, и он быстро добавил: – Уличных торговцев.
– Но среди богатых честолюбие обоюдоострое. – Я заинтересовала его. – Мужчины жаждут превзойти друг друга в бизнесе, скупая железные дороги, лишь бы утереть нос сопернику. А женщины скрещивают шпаги в свете. Супруга Уильяма Бэкхауза Астора еще некоторое время назад бесспорно могла считаться королевой нью-йоркского общества.
– Пожалуй.
– На свои балы она каждый раз приглашала ровно четыреста гостей. И одних денег, чтобы заполучить приглашение от миссис Астор, было недостаточно.
– И кто же из людей с деньгами не смог пробиться на ее бал?
– Командор Вандербильт и его многочисленные отпрыски. Это не расстроило старика, который умер несколько лет назад, ничуть. Но зато задело жену его старшего внука Алву, и это уже другая история. Она осадила Пятую авеню, поселившись в белоснежном парижском шато рядом с суровым особняком Астор, скорее напоминавшим печально известный дом мадам Рестелл на другой стороне улицы. Разумеется, миссис Астор не признавала новую соседку, супругу мистера Уильяма Киссэма Вандербильта, пока Алва не закатила такой экстравагантный бал, что даже дочери миссис Астор изнывали от желания пойти туда. Можете вообразить, что в итоге вышло.
– Миссис Астор сдалась, чтобы задобрить дочерей, а миссис Вандербильт в настоящее время стала хозяйкой Нью-Йорка.
– Вы подозрительно хорошо разбираетесь в соперничестве нью-йоркских светских львиц, мистер Холмс.
Детектив рассмеялся. Смех его напоминал лай бульдога.
– Сомневаюсь, что оно сильно отличается от соперничества корсиканских мафиози, правда, там все заканчивается резней прямо в бальном зале.
– Ну, бал Алвы прошел шесть лет назад, а мужчины из семейств Астор и Вандербильт по сию пору спорят, кто построит яхту больше и экстравагантнее.
– А дамы?
– Продолжают обогащать модисток, портних и ювелиров Нью-Йорка и Европы. Это война миллионеров.
– Понятно. – Шерлок Холмс подхватил трость и шляпу со стола.
– Это все, что вы хотели знать?
– Да. Пока что.
– А как насчет вопросов, в которых могу быть заинтересована я?
Он помедлил, прежде чем встать и направиться к выходу.
– Вы мне дали сведений на фунт, а мне вам больше, чем на пенс, и не наскрести.
Несмотря на предупреждение, что из него особо информацию не вытянешь, я не унималась:
– Вы недавно виделись с миссис Нортон?
– Я бы так не сказал. – В его голосе гения дедукции прозвучало еле заметное сомнение.
Я продолжала:
– Дело мадам Рестелл оказалось трагичным и окутанным тайнами, которым больше лет, чем мне, но в результате оно не подарило никаких открытий, пригодных для печати.
– Подобным грязным историям не место в газетах.
– Позвольте с вами не согласиться. – Сыщик не смог бы отрицать взаимосвязь того дела с нынешними событиями. – Отголоски той несчастливой истории все еще слышатся то там, то тут. Вполне возможно, что мое нынешнее расследование взбудоражит общественность.
– Насколько я понимаю, вам, журналистам, по долгу службы положено «будоражить», а я считаю удачей, если дело разрешилось без лишней огласки, в противном случае зачем приглашать частного детектива?
– Так, значит, вас пригласили расследовать какое-то дело в Нью-Йорке, не связанное с преступлениями, окружающими тайну рождения Ирен Адлер Нортон?
Шерлок Холмс поднялся и улыбнулся со столь ненавистным мне британским апломбом, надменно задирая нос, похожий на клюв:
– Увы, я не могу обсуждать свои расследования, так же как и вы не жаждете обнародовать свои «сюжеты», мисс Блай. Единственная разница в том, что результаты ваших изысканий в конце концов на потеху публике появляются в газетах.
– Не всегда, – перебила я, тоже поднимаясь с места. – Порой мне затыкают рот.
– Тогда вы поймете меня. Я ищу не открытий, а решений, а мои клиенты не хотят огласки. Доброго дня.
Я наблюдала, как он удалился стремительной, до противного уверенной походкой. Коллеги вновь принялись хором насвистывать «Нелли Блай», и их свист оглушал сильнее, чем стрекот сверчков. Я едва не задохнулась в надвигавшемся на меня облаке табачного дыма.
– Итак, к нам с визитом наведывался некий британский джентльмен? – спросил Уолтерс достаточно громко, чтобы его услышали еще несколько человек. – Собираешься сбежать с каким-то титулованным типчиком и даже не проститься, а, Нелли?
Спекуляции на тему моей личной жизни составляли немалую толику бесед в мужской компании редакции, и я знала об этом. Я молода, вполне хороша собой и даже отчасти знаменита. Предполагалось, что я выскочу за первого же перспективного жениха, который мне подвернется. Но я как раз не собиралась этого делать.
– Я никогда не покину моих прекрасных рыцарей редакционного стола.
Они загоготали, услышав мой кроткий ответ. Коллеги понимали, что я вовсе не скромница, как понимали и то, что таких неотесанных, самоуверенных любителей виски и сигар вряд ли стала бы терпеть дама тонкой душевной организации. Однако я тонкой душевной организацией не обладала, к тому же не горела желанием проститься с независимостью, которая мне досталась с таким трудом, ради какого-то мужчины. Это поражало коллег куда сильнее, чем любая из моих диких выходок, даже когда я собралась проехаться на слоне Джимбо в цирке покойного господина Барнума[5].
