Прошло несколько недель, прежде чем Алекс мог достаточно восстановиться для перелета домой. В это время люди из полиции Нассау, которая занялась расследованием преступления, приходили в больницу в надежде выяснить что-нибудь по поводу происшествия с «Морским соколом». Они почти сразу поняли, что мальчик, к счастью для него, ничего не помнит об этих ужасных событиях. Один полицейский продолжал навещать малыша каждый день. Это был добродушный человек с приветливой улыбкой, который никогда не задавал вопросов. Он просто приносил ему разные игрушки — то вырезанную из дерева птичку, то соломенную игрушку с рынка.
Когда Алекса уже готовили на выписку, главный секретарь Лондонского адмиралтейства выслал двух старших офицеров на Багамы для сопровождения пожилого адмирала Хока и его внука домой. Большой самолет Королевского флота вылетел из Нассау в аэропорт Хитроу. Алекс сидел рядом с дедом, почти всю дорогу спал или держал его за руку. Он знал, что родители тоже летят этим рейсом, где-то в хвосте. Он знал, что с ними случилось что-то очень нехорошее. Что-то ужасное. Но не мог вспомнить, что.
Наконец они приземлились в Англии. Все вокруг самолета было в густой пелене тумана. Его родителей вынесли в узких металлических ящиках, накрытых флагами, и погрузили в заднюю дверь длинного черного автомобиля. На следующий день они сели в одну из черных машин, которые вереницей двинулись к морскому кладбищу. На улице лил сильный дождь и было очень холодно. Моряки начали залпами стрелять в воздух. Когда отца и мать Алекса скрыла земля, он увидел, что дед отдает рукой честь. Мальчик последовал его примеру. Он больше не мог плакать, поэтому молчал. Он просто хотел поехать домой вместе с дедом.
Дом деда стоял на самом маленьком из четырех островов в Ла-Манше, неподалеку от французского берега. Остров Алекса был назван в честь туманов, которые часто обволакивали его вершины и поля. Остров Грейберд, «Седая борода».
Сны о пиратах окончились, когда юному Алексу Хоку исполнилось девять лет. По ночам он стал спать спокойнее, а дни казались ему все короче. Солнце всегда заходило в тот момент, когда он этого совсем не ждал. Каждое утро он вставал с зарей и бежал к морю. Шалун бегал за ним по пятам. Он любил нырять со скал в холодную воду пролива, и пес тоже купался с ним. Поныряв, он долгими часами мог просиживать на каменистом взгорье, всматриваясь в морской горизонт и прислушиваясь к голосу свежих вечерних ветров, шелестящих в густых кронах деревьев.
Еще они с дедом целые недели проводили в море на «Скитальце». Часто ходили на север, к границам английских берегов, до самого Портсмута. Мальчик учился убирать паруса, брать рифы, ориентироваться по звездам. Он выучился смотреть наверх одним глазом, чтобы замечать, наполнен ли ветром главный парус, и вести судно в бейдевинд.
Каждый день он узнавал что-то новое. Дедушка говорил ему названия звезд и моллюсков, птиц и рыб. Учил, как завязать боцманский узел. Как завязать галстук-бабочку. Как потрошить рыбу. Как писать стихи. Как готовить свежих моллюсков в морской воде. Как строчить парус. Как произносить «Миссисипи».
Он даже пытался обучить соколиной охоте своего попугая Снайпера, но тот упорно не хотел становиться соколом, и Алексу пришлось сдаться. Он узнал генеалогию попугая от деда.
Эта птица, да и все ее предки, сопровождали множество поколений их семьи. Прародитель Снайпера принадлежал самому пирату Блэкхоку. Тот попугай всегда сидел на плече хозяина. Алекс знал, что пираты на протяжении веков учили хитрых птиц предупреждать о невидимой опасности. Каждое поколение попугаев в семье Хоков не было исключением.
Когда ему исполнилось двенадцать, у него появилась своя первая парусная лодка. Это была рыбачья плоскодонка, которую нашел дед. До этого она пропадала на лодочной стоянке. Он не стал менять названия, хотя и не знал, что оно означает. Просто ему нравилось звучание — Джин Фиц.
Он рос, а остров становился все меньше. Он грезил небом и морскими путешествиями. Он мечтал поступить во флот, как сделал его отец в таком же возрасте.
Когда подошло время, дед отправил его учиться в Дартмут. Алекс любил книги, получал высокие отметки за учебу. Он страстно желал идти на службу, и дед решил проверить свои старые связи в самых высоких кругах Королевского флота. Алекса приняли в морскую авиацию. Получив допуск к полетам, он стал летать на палубном истребителе «Харриер», затем ему доверили истребитель-перехватчик. Несколько раз Алекса представляли к награде за отвагу. Он был прирожденным военным.
Когда Алекса перестали занимать полеты в мирном небе, он вступил в специальный десантный батальон пловцов, аналог американских «морских котиков». Со временем он стал высококлассным минером и специалистом по устранению людей с помощью ножа или голых рук. Он предчувствовал, что эти навыки пригодятся ему.
Ведь Алекс снова начал видеть сны о пиратах. В конце концов, в его жилах текла пиратская кровь. А если верить старинной пословице, яблоко от яблони недалеко падает.
1
Англичанин посмотрел на свое отражение в задымленном зеркале за стойкой и допил остатки пива. Он уже и не помнил, сколько бокалов осушил с тех пор, как зашел в старый паб. Заведение называлось «Виноградины». Это было одно из самых пристойных мест в Шеферд-Маркете, квартале Мэйфэйра с довольно дурной репутацией.
В небольших окнах узких построек, длинной чередой тянувшихся вдоль извилистых улочек, нежным розовым светом горели огни. Рядом с освещенными кнопками у дверей были курсивом выведены имена: Фанни, Сесили, Вера и Беа. Бледные лица этих женщин были видны в окнах, пока не задернули занавески.
Он бесцельно слонялся по узким улочкам квартала, хотя сразу после ужина в резиденции немецкого посла собирался идти домой. Он ушел с приема слишком рано, когда после очередной бутылки шампанского осознал, что все сказанное за вечер было чудовищно скучным.
Мужчина хотел идти домой, но скверная погода так идеально соответствовала фону и окраске мыслей, что он решил отдаться воле случая, отпустив на сегодня шофера и избрав прогулку по площади Бельграв.
Сыро. Холодно. Туманно. Низкие обволакивающие небо облака готовы излиться дождем или мокрым снегом. Скверная погода. Идеальная.
В угольном ящике задымленного паба горела лампочка, и мужчина, облокотившись на спинку стула, глянул на золотой «Патек» с узким браслетом, застегнутым на запястье. Тысяча чертей. Было гораздо позже того часа, когда он обычно ложился. Но не это его волновало. Он мог выспаться и на следующее утро. Он хотел вспомнить, с кем он обедал в час в своем клубе, но, черт его побери, вспомнить не мог.
Его дни слились в бесконечную серую массу, и, если бы не томительная сердечная тоска, он готов бы был поклясться, что уже умер, только никто не потрудился известить его об этом.
Людей в пабе заметно поубавилось, лишь у стойки бара толкались двое, да несколько молодых туристов-иностранцев целовались на темных скамейках вдоль стен заведения. По крайней мере, теперь на него глазело меньше ротозеев, а те, что остались, перестали его донимать недоверчивыми взглядами.
