— А когда Боб зайдет? — спросил Джон. Он сидел на кровати, взвешивая в руке теннисную ракетку брата.
— Прямо сейчас.
— Там, наверное, здорово, а? Я был в хижине только раз. Туда ведь каждый может пойти?
— Конечно. Говорят, владелец этой земли теперь живет в Нью-Йорке и сюда никогда не приезжает.
— Я сегодня играю в бейсбол, а потом иду на собрание демократической партии в подсобке магазина, — Джон был парень неглупый, но еще зеленый.
— Это, наверное, интересно, — Джим сунул ракетку в шкаф, затем сгреб одеяла и спустился по лестнице.
В гостиной была Кэрри, нехотя протирала мебель тряпкой.
— Ах, вот ты где! — воскликнула она.
Он остановился:
— Меня что, ищут?
— Да нет! Я просто так, — появился предлог побездельничать, и она отложила тряпку в сторону. — Ты пойдешь сегодня на вечер в школу?
Джим отрицательно покачал головой.
— А, ну да, — сказала она. — Ты же с Бобом идешь в хижину. Салли наверняка будет недовольна, что ты помешал Бобу пойти на танцы.
У Джима ни один мускул на лице не дрогнул.
— Это была его идея, — равнодушно сказал он. — А почему, может, ты узнаешь позднее.
«И что за день такой выдался — сплошная таинственность», — подумал он.
Кэрри кивнула:
— Мне кажется, я знаю почему. Я слышала, что Боб собирается уезжать. Салли недавно об этом говорила.
— Может, так, а может, и не так, — Джим был удивлен осведомленностью Кэрри и Салли. Интересно, с кем еще Боб так откровенен?
Кэрри зевнула и вновь принялась за уборку. Джим с одеялами под мышкой прошел на кухню, где мать заканчивала уборку.
— Обязательно возвращайся в воскресенье вечером, — сказала она. — Дедушка приедет, и отец хочет, чтобы ты к этому времени был дома. Это у тебя новое одеяло?
— Да нет, старое, — в окно кухни Джим увидел Боба с большим бумажным мешком в руках. — Ну, ладно. Я пошел.
— Змей берегись, — крикнула вдогонку мать.
Солнце уже припекало, но воздух все еще был прохладным. Сколько в этом мире зелени, голубизны и света! Какое счастье: у них с Бобом впереди целый уикенд!
3
Они стояли на краю утеса и смотрели вниз, на коричневато-бурую реку, полноводную от весенних дождей и бурлящую на черных порогах. Крутой склон утеса густо порос темно-зеленым лавром и диким виноградом.
Должно быть, в верховьях половодье, — сказал Боб. — У старушки какой-то зловещий вид. Может, она сюда целый дом принесет. Или сортир, — фыркнул Боб.
Джим уселся на камень, сорвал травинку и принялся жевать: вкус сладковатый. Боб присел рядом. Вместе они слушали рев реки, кваканье древесных лягушек и шелест молодой зеленой листвы на ветру.
— Ну, и как там Салли?
— Членовредительница, — недовольно проворчал Боб. — Все они такие. Сначала заведет тебя, и ты уже думаешь, что вот сейчас она — ножки в стороны, распалишься, как кочерга, — а ей вдруг становится страшно. «Ой, что ты со мной делаешь, прекрати, прекрати сейчас же!» — Боб с отвращением сплюнул. — Я тебе скажу, что в таком состоянии человек готов и мула трахнуть, лишь бы тот стоял смирно.
Боб попытался представить себе мула, потом спросил:
— А ты почему не пришел вчера на танцы? Столько девчонок о тебе спрашивало.
— Не знаю. Не люблю я танцев. Правда, не знаю.
— Слишком уж ты скромный, — Боб закатал брючину и смахнул большого черного муравья, ползшего по его икре. Джим отметил белизну его кожи. Как мрамор, несмотря на солнце.
Наступила пауза, и они принялись швырять вниз булыжники. Удары камня о камень доставляли им удовольствие.
Наконец Боб крикнул:
— Давай вниз!
И они стали осторожно спускаться по склону, цепляясь за кусты и отыскивая выступы в каменной стене. Жаркое солнце выбелило небо. В вышине кружили ястребы, а малые птицы перепархивали с ветки на ветку. Ужи, ящерицы, кролики — все искали укрытия, напуганные шумом, с которым спускались парни. Наконец они спустились на илистый берег реки. Черные камни стали бурыми от песка. Счастливые ребята прыгали с камня на камень, наступая только на этих древних свидетелей ледникового периода. Вскоре после полудня они добрались до хижины раба — небольшого домика с дранкой на крыше, изрядно побитого дождями и ветрами. Внутри пахло сырой штукатуркой и запустением. На грубом дощатом полу — пожелтевшие от времени газеты и ржавые консервные банки. Но зола в каменной печи была свежей. Сюда заглядывали бродяги и влюбленные парочки.
Боб поставил свой бумажный мешок, а Джим, выбрав на полу место почище, положил одеяло.
— Все как всегда, — Боб посмотрел наверх: сквозь дыры крыши виднелось небо. — Будем надеяться, что обойдется без дождя.
Рядом с хижиной был большой, густо поросший лилиями пруд, по бережку которого росли ивы. Джим уселся на покрытую мхом скамейку, а Боб стал раздеваться. Он закинул свою одежду на ближайшее дерево. Брюки повисли на одной ветке, как черный флаг, а на другой, двумя вымпелами, — носки. Затем Боб потянулся, разминая мышцы и любуясь своим отражением в неподвижной зеленой воде. При такой гибкости он был на удивление крепкого сложения, и Джим смотрел на него с восторгом, но без зависти. А вот если Боб говорил, что кто-нибудь хорошо сложен, в его голосе непременно слышалась зависть. Джим, напротив, глядя на стройное тело друга, радовался и испытывал такое чувство, будто видит перед собой идеального брата, близнеца. Ему было хорошо в компании с Бобом. Ему было достаточно того, что они с Бобом играют в теннис, и его приятель постоянно рассказывает ему о девчонках, которые ему нравятся.
Боб осторожно ступил одной ногой в воду:
— Теплая, — сказал он. — Здорово теплая! Идем!
Он уперся ладонями в колени, наклонился над водой и стал разглядывать свое отражение. Джим, раздеваясь, старался навсегда запомнить Боба, словно они видятся в последний раз. Он фиксировал в своей памяти широкие плечи, узкие бедра, стройные ноги, маленькие ягодицы, чуть изогнутый член. Раздевшись донага, Джим присоединился к Бобу у кромки воды. Теплый ветерок ласкал его кожу, и он вдруг почувствовал себя свободным и необыкновенно сильным. Он словно грезил наяву, сознавая, что грезит.
Боб задумчиво посмотрел на друга:
— Ты здорово загорел. Я рядом с тобой как простыня. Эй! Смотри-ка! — он показал пальцем на воду.
В темно-зеленой воде Джим различил расплывчатую неторопливую тень рыбы. Он вдруг стал падать и через мгновение плюхнулся в воду — Боб столкнул его. Он вынырнул на поверхность, фыркнул, быстрым движением он схватил Боба за ногу и потянул на себя. Они, сцепившись, барахтались в воде, которая пенилась вокруг них. Прикосновение к телу Боба доставляло Джиму наслаждение. Боб, видимо, чувствовал то же самое: возиться они перестали только тогда, когда совершенно обессилели.
