А может, ещё хуже: она увидела Карли, он же всё время тут околачивается. Ведь воскресная мама ещё не знает, кого ей дадут, мальчика или девочку, и она решила, что её воскресный ребенок – это Карли, и убежала со всех ног, ведь Карли страшненький, гораздо страшнее меня. Но через стеклянную дверь к нам никто не заглядывал! Я уверена. Я всё время смотрела на дверь. С половины девятого уж точно. И обязательно заметила бы, как кто-нибудь отсюда убегает.
А может, она заболела и поэтому не смогла прийти? Но тогда она бы послала своего шофёра или позвонила. Но телефон не звонил. Я бы обязательно услышала, потому что телефон стоит в холле. А вдруг она страшно заболела? И её тут же повезли в больницу, и у неё совершенно не было времени позвонить. А теперь она лежит в больнице и страдает без меня.
Нет, это всё чушь! Она же меня ещё совсем не знает. Но почему же тогда она не идёт?
Я ничего не понимаю. Совсем ничего… Вдруг в животе стало очень пусто. Наверное, потому что я не позавтракала. По щеке течёт слеза, но вряд ли из-за завтрака…
Я быстро вытираю дурацкие слёзы, пока Карли их не заметил. Ему нельзя их видеть, он всё равно ничего не поймёт. И я немножко кричу на Карли, мол, нечего на меня так пялиться. А потом притворяюсь, что у меня насморк, и сморкаюсь в носовой платок. В платок сестры Франциски. Его ужасно жалко, он ведь такой красивый, я же хотела его достать только при воскресной маме…
Вот если бы со мной был Зайчик! Он меня понимает, с ним не надо притворяться, будто у меня насморк. Сейчас встану и пойду наверх, к Зайчику, он ждёт меня на моей кровати. Воскресная мама всё равно не придёт. Наверное, всё это мне просто приснилось, и сейчас самое обыкновенное воскресенье.
Я встаю, поворачиваюсь к лестнице и вижу, что по ней спускается сестра Линда. Она смотрит на меня и спрашивает удивлённо:
– Как, фрау Фидлер ещё не пришла?
Я стою и тупо смотрю на сестру Линду. И тут до меня начинает доходить… Фрау Фидлер! Вот, значит, как зовут мою воскресную маму. Это её имя – фрау Фидлер! Вот кто хотел забирать меня по воскресеньям! Но она так и не пришла. Я качаю головой, от этого снова начинается насморк, а сестра Линда спускается по лестнице, подходит ко мне и говорит: «Ну ладно, ладно, будет тебе…» А потом вытирает мне глаза своим платком, самым обычным, бумажным.
– Так, – говорит она, – давай-ка мы сейчас позво…
Не успевает она договорить, как стеклянная дверь распахивается и кто-то влетает в холл, чуть не сбивая нас с ног, меня и сестру Линду. Этот кто-то тяжело дышит, этот кто-то – женщина, и она говорит таким запыхавшимся голосом, который бывает после долгого бега:
– Скажите, пожалуйста, где мне найти сестру Франциску? Я опоздала и хочу забрать своего ребёнка.
– Так, – говорит сестра Линда и показывает на часы. – Вы и вправду довольно сильно опоздали. Сестра Франциска наверху. – И машет рукой вверх. – А ребёнок здесь.
И показывает на меня. Я стою, прижав к носу платок сестры Франциски, глаза опухшие. Ну и видок у меня, наверное! А передо мной – моя воскресная мама, фрау Фидлер. Тут что-то не так, думаю я. Быть не может, что это она. Это не настоящая женщина. Это же мальчик! В куртке и шапке с помпоном. А как же шуба? Где же она? Зато голос! Голос точно женский, значит, это всё-таки она. Но она такая маленькая, только самую чуточку выше меня. Для взрослой женщины – прямо крошечная… Лица толком не видно, шапка с помпоном съехала почти на нос, а на нём очки, такие чудны́е, с круглыми стёклами…
В общем, она совершенно не похожа на ту воскресную маму, которую придумали мы с Андреа. Про шофёра и камин с медвежьей шкурой можно забыть. И волосы у неё не рыжие. Под смешной шапкой волос не видно, но они точно не длинные, не рыжие и не волнистые. И вообще, воскресные мамы – они выглядят по-другому…
Она тоже ничего не говорит, просто стоит, засунув руки в карманы куртки, и щурится на меня через очки. Вот ЭТА – моя воскресная мама?! Моя воскресная мама с суперквартирой и длинными рыжими волосами?! Она же выглядит так… обыкновенно!
Я знаю: сейчас надо сказать «Здравствуйте, воскресная мама, большое спасибо, что мне можно пойти с Вами», или хотя бы «Здравствуйте, фрау Фидлер», или что-то ещё. Но я не могу. Просто не могу. Будто ком в горле застрял.
Тут кто-то втискивается между мной и сестрой Линдой, да ещё и наступает мне на ногу. Это дурачок Карли, любопытный, как всегда. Ему непременно надо быть в курсе всех дел.
– Ой! – вскрикиваю я, роняю платок, тру ногу и всхлипываю. Если честно, ноге почти не больно, но это последняя капля. Карли глупо смотрит на меня, сестра Линда похлопывает меня по плечу, а фрау Фидлер наклоняется и гладит Карли по соломенным волосам. Очень быстро. Но я всё видела.
Ничего себе! Она же гладит не того ребёнка!
Воскресный ребёнок – это ведь я! А Карли, между прочим, наступил мне на ногу, и вообще…
Всё ещё всхлипывая, я слышу голос сестры Линды:
– А не выпить ли нам по чашечке горячего чая?
Она берёт Карли за руку и быстро уходит с ним на кухню. И оставляет меня один на один с этой чужой женщиной. Мне хочется побежать за сестрой Линдой, но так делать не годится. Поэтому я стою и шмыгаю носом, теперь из него течёт уже по-настоящему. Фрау Фидлер наклоняется, подбирает с пола платок, протягивает его мне и говорит:
– Вот! Держи!
Голос у неё такой, как будто она вот-вот засмеётся. Приятный голос, спору нет.
Я сморкаюсь, а она смотрит на меня. Я сморкаюсь довольно долго. Фрау Фидлер стоит, и ждёт, и смотрит… а потом спрашивает:
– Хочешь чаю?
Чаю я не хочу. Больше всего мне сейчас хочется оказаться в постели, с Зайчиком, и зарыться с ним под одеяло! Но так не годится, это ясно. Я мотаю головой. Сказать я всё ещё ничего не могу. И тут возвращается сестра Линда. Без Карли. Она наклоняется ко мне и тихо говорит:
– Тебе необязательно идти! Можешь остаться здесь и поиграть с Карли.
Поиграть с Карли! Ещё чего не хватало! Нет уж, лучше я пойду. С этой чужой женщиной.
– Я пойду, – говорю я, и мы выходим из интерната. Я и моя новая воскресная мама. Чужая, незнакомая женщина. Фрау Фидлер. Мы вышли на улицу и… тут же побежали.
– Если поторопимся – можем успеть на трамвай, – сказала фрау Фидлер. И припустила! Мне ничего не оставалось, как рвануть за ней. Я не удивилась, что мы не едем на машине. Никакой машины у неё нет, и шофёра тоже – это я уже поняла…
И уже знаю – всё будет по-другому, совсем не так, как придумали мы с Андреа.
Фрау Фидлер живёт на длинной улице со старыми серыми домами. Сада никакого нет, даже малюсенького палисадничка. Дом, где живёт фрау Фидлер, тоже серый. Какой-то особенно серый. В её квартиру надо долго подниматься вверх по лестнице. Потому что лифта нет. Он бы и не поместился в таком дряхлом доме. Наш интернат гораздо красивее!
