И это недвусмысленное «ну-ну», оскорбительная суть которого не оставляла сомнений в оценке ее умственных способностей, немедленно отрезвила Алену. Она закрыла рот и метнулась к двери.
— Сначала заберите отсюда весь этот зверинец, — сурово приказал вновь прибывший.
Она вернулась, сгребла медведей в охапку и уже в коридоре из-за неплотно прикрытой двери услышала:
— А посимпатичней девицы у тебя не нашлось?
— Перестань, Андрей, — заступился Викентий Палыч. — Это лучшая моя медсестра. Я понимаю твое нынешнее неприятие женщин, но тебе с ней не спать, а лечиться. Она лучше всех здесь уколы делает. Так что не ищи приключений на свою задницу.
«Вот, вот», — мстительно подумала Алена. Недавнее очарование рассыпалось в прах. Герой ее девичьих грез оказался банальным женоненавистником, злобным и пошлым. А главное, тупым как сибирский валенок! Составить представление о человеке по одежке и тут же принять его за аксиому!
Можно, конечно, категорически отказаться от его палаты. Но она не сделает этого. В конце концов, больных не выбирают. Вот она и будет относиться к нему как к больному. На голову. И тогда посмотрим, кто из них умнее.
Эмоций было так много, что требовалось немедленно поделиться ими с верной подругой.
— Оль! — начала она сразу с порога. — Ты помнишь, я тебе рассказывала про мужика, который разговаривал с нашим Викентием у главного корпуса? Еще весной…
— Припоминаю.
— Его положили в отдельную палату. Только что. И Викентий поручил мне за ним приглядывать.
— Иди ты!
— Ей-богу.
— Ну, и как он?
— Редкостная сволочь. Самоуверенный, грубый хам.
— Ну, мы ему рога-то пообломаем. А заодно и копыта!
— Главное, не перестараться, чтобы он их тут у нас не отбросил, — невесело пошутила Алена.
— А чего ты, собственно, так возбудилась-то, подруга дорогая? Лица на тебе нет.
— Да сама не знаю. Дай, думаю, возбужусь…
— Но что все-таки случилось?
— Да ничего не случилось! Просто меня возмутило его отношение, вот этот отвратительный тон, знаешь, каким говорят с прислугой.
— Умный человек и с прислугой ведет себя достойно.
— Вот я об этом и говорю.
— Мужика тебе надо хорошего, вот что, — завела свою старую песню Ольга. — И никаких проблем.
— Ну что за глупости, Оль? Нашла тоже панацею…
— Ничего не глупости, — перебила та. — Живешь в дурацком вымышленном мире, придумала себе героя, а переживаешь, будто он и правда имеет к тебе какое-то отношение. А он обычный хам. Ты же не станешь обижаться на собаку за то, что она тебя на улице облаяла? Ну вот! Относись к нему как к собаке.
— Собак я люблю.
— Тогда относись как к козлу. Думаешь, он видит в тебе женщину? Ничего подобного! Ты для него даже не человек — обслуга. И надо было сразу поставить его на место.
— Вообще-то это должен был сделать Викентий Палыч.
— Силантьева! — заглянул в процедурную заведующий. — Зайди ко мне.
— Видала? — удивилась Ольга. — Стоит черта помянуть, а он уже тут как тут. Потом расскажешь.
Но рассказывать Алена ничего не стала, потому что Викентий чуть приподнял перед ней завесу над личной жизнью своего друга. И значит, это была уже чужая тайна.
3
Андрей Шестаков развелся с женой. Шел он к этому долго и мучительно, а когда наконец решился и лед, как говорится, тронулся, испытал такое невероятное облегчение, такую радость, будто из затхлой комнаты на волю, будто груз неподъемный с плеч, ярмо с затекшей шеи. Но одна мысль, пульсируя тоненько, как нерв на больном месте, портила эту радужную картинку: «Предал я свою Марию, предал, предал, предал…» И мысль эта, свиваясь в клубочек, утянула за собой и невероятное облегчение, и радость, и иже с ними…
Познакомились они пятнадцать лет назад. Он тогда был на спортивных сборах под Астраханью. Стояла немыслимая жара, а на соседней с лагерем бахче лежали на горячем песке тугие темно-зеленые арбузы. Сторожил арбузы одноногий старик с ветхой берданкой и двумя свирепыми волкодавами, которые, собственно говоря, и служили единственной, но неодолимой преградой.
Странно, но мысль просто купить арбузы даже в голову никому не приходила. Их требовалось непременно украсть или на худой конец добыть какой-нибудь невероятной хитростью. Видимо, в этом случае арбузы становились гораздо вкуснее.
Удача улыбнулась за день до отъезда. Они увидели, как от бахчи на велосипеде катит мальчишка и на руле у него с обеих сторон болтаются в авоськах два арбуза. А тренер у них был большой хохмач, хоть и не молодой уже мужик. Сорвал он парнишку с велосипеда и говорит:
— Что ж ты, парень, арбузы воруешь? А еще, наверное, пионер. Не стыдно тебе?
Тот в слезы:
— Да что вы, дяденька! Мне арбузы дедушка дал. Он у нас сторожем на бахче работает.
— А как твоего дедушку зовут?
— Евгений Кузьмич Каляев.
— А где же он ногу свою потерял?
— Дак это еще в войну. На Курской дуге и потерял…
— Ну, езжай, сынок, — отпустил его тренер. — Хороший мальчик…
Не успел внучок скрыться из виду, как тренер наладился к деду. С собой прихватил троих парней покрепче.
Старик вышел навстречу, в руках ружьишко, по бокам волкодавы клыки скалят.
— Что надо? — спрашивает.
А тренер ему:
— Женька? Каляев? Да ты ли это? Глазам не верю!
— Что-то не припомню, чтобы мы с тобой на брудершафт пили.
— Да как же! — разводит руками тренер. — Неужто я ошибся? Мы же вместе на Курской дуге… Тебе еще там ногу…
— Николай? Михеев?! — ахнул сторож. — А я сразу и не признал — лет-то сколько прошло! Вот это встреча!
После объятий, долгих воспоминаний сторожа и вдохновенного тренерского вранья растроганный Кузьмич сказал:
— Ребята! Берите арбузы! Сколько унесете — все ваши…
Крепкие парни, а с ними и тренер ловко скинули спортивные трико и плотно набили их арбузами.
Это была настоящая оргия, арбузная вакханалия, торжество плоти над разумом, но не пропадать же добру! Они съели все до последнего кусочка, смакуя подробности веселого розыгрыша и оставив после себя кладбище корок. А потом за ними пришел автобус, в котором уже сидели девушки-баскетболистки, и два часа тащился по ровной, как стол, обожженной солнцем степи, пока не въехал в унылый пыльный городок.
Они вывалились из дверей с напряженными красными лицами и заметались по площади в поисках туалета, которого здесь отродясь не бывало, да и быть не могло по определению. Выход, простой до гениальности, нашел, как всегда, тренер, указав рукой на длинное административное здание. Они ломанулись туда всей командой, и испуганный вахтер, кивнув в сторону бесконечного темного коридора, успел только крикнуть вслед:
