Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 57
В комнате было темно, когда через несколько часов я, проснувшись, повернулся на бок и посмотрел на часы. И тут же, отпрянув, воскликнул:
– Боже праведный!
Сбоку от кровати стояла Комета и смотрела на меня. Ей скорее было любопытно, чем страшно, – моя реакция ее ничуть не испугала. А затем она без видимых усилий оторвалась от пола и оказалась на кровати. Несколько мгновений постояла рядом со мной, затем, одновременно скользнув передними лапами вперед и подогнув задние, села. Следующие полчаса я провел, разговаривая с собакой – рассказал, кто я такой, объяснил, куда она вляпалась.
– Не поверишь, Комета, – сказал я, – раньше я тоже был спортсменом.
Впервые проблемы с моим позвоночником обнаружили, когда мне было шестнадцать лет и, как тогда считали, вылечили сращиванием. В колледже я продолжал заниматься футболом и баскетболом. Боли периодически возвращались, но я справлялся с ними, давая себе отдых и заставляя забывать о болезни. Еще два года назад был в своей лучшей форме и даже тренировался для участия в триатлоне. Во время баскетбольного матча в обеденный перерыв в молодежной христианской организации прыгнул за мячом и не сумел разогнуться. С площадки меня отправили прямо в больницу. Врачи сообщили, что моя спина в негодном состоянии: позвоночные диски ссохлись, появились костные шпоры, имеются признаки стеноза, а вокруг старого сращивания костная ткань изменена. Какое необходимо лечение? Его не существует. Меня в порядок не привести. Хирургическое вмешательство решит лишь часть очень сложной проблемы, если вообще решит. Мне было сорок три года.
Комета завалилась на бок, вытянулась и закрыла глаза.
– Вот такие дела, – пробормотал я и погладил собаку. – Продолжение следует.
В первые дни в моем доме Комета познакомилась со многими удивительными вещами. Особенно ее привел в замешательство телевизор. По несколько минут она стояла перед ним и, склонив голову набок, немигающими глазами следила за тем, что происходит на экране. Затем тыкалась в него носом и, не добившись даже легкого взмаха рукой от крохотных людей, прекращала попытки наладить контакт.
Темнота преподносила другие тайны. На следующий день Комета неожиданно метнулась с кухни в гостиную и забилась за мое кресло. Странно. Вечером повторилась та же история. Я заволновался. Сел в кухне на стул и позвал Комету. Собака выползла из-за кресла, глядя на меня, встала в гостиной, но порог кухни переступить отказалась. Дом, где я жил, имел свободную планировку – из гостиной открывался вид на раздвижные стеклянные кухонные двери. Я заметил, что собака постоянно переводит взгляд своих больших глаз с этих дверей на меня и обратно. Может, она почувствовала что-нибудь за ними? Я подошел и встал рядом с ней, намереваясь выяснить, что ее тревожит. За дверями в крытом дворике царила темнота, в стекле поблескивало увеличенное отражение Кометы, и она решила, будто я держу еще одну собаку на улице. Я рассмеялся, и борзая пихнула меня в ногу, намекая, что мое веселье неуместно. Пристыженный, я почесал ее между ушами и сказал:
– Ну что ты испугалась? Сейчас я задерну шторы и прогоню ее.
Некоторые из реакций Кометы были совершенно непохожи на реакции других собак, каких я знал. Например, наши золотистые ретриверы терпеть не могли, если я оставлял их дома, но Фредди уверяла, будто они хандрили только до тех пор, пока не чувствовали запах нового приключения, и бурно проявляли радость при моем возвращении, потому что забывали, что я уходил. Комета переживала это гораздо острее. Вскоре она поняла: если я снимаю ключи с гвоздя у гаражной двери, значит, меня не будет дома. Блеск в ее глазах сразу пропадал, взгляд становился безжизненным – таким глядят головы оленей, которые вешают над каминами. Собака опускала хвост, отворачивалась и, ни разу не обернувшись, медленно уходила, словно приговоренный к смерти заключенный. Наверное, она вела себя так потому, что, когда ее оставили в клетке на кинодроме, понятия не имела, когда вернется тренер. И вернется ли вообще. В конце концов, ее так и бросили. Видимо, она думала, что все повторяется вновь. Я же надеялся, что вскоре она поймет: я всегда буду возвращаться, и ее жизнь совершенно изменилась.
Заявление на приобретение борзой в питомнике предупреждало, с чем может столкнуться ее новый хозяин. Собаки натаскивались на то, чтобы превратиться в прекрасных бегунов, но в плане социальной адаптации могли поражать несвойственными для псовых качествами. Им требовалось много любви и заботы, пока они усваивали навыки общения с человеком, которые другие домашние питомцы получали, взрослея в семьях. Борзых нельзя содержать на улице, поскольку тонкая жировая прослойка делает их чрезвычайно уязвимыми для жары и холода. Им требуется пространство, где они могли бы постоянно бегать. Но какими бы подробными ни были примечания к заявлению, они не охватывали и не могли охватить жизненной драмы беговой собаки, оставившей неизгладимый след в ее жизни. Все эти детали я открывал сам, пользуясь Интернетом.
Мой интерес усилился, когда я разглядел в правом ухе Кометы то, что сначала принял за родимое пятно. Но, присмотревшись, сообразил, что это крохотная татуировка: «II-8-С». Собака отвернулась, когда я попытался прочитать более длинную надпись в ее левом ухе. Я выяснил, что беговых собак распознают по татуировкам. В левом ухе набивают регистрационный номер собаки. Цифры и буквы в правом обозначают дату рождения и порядок в помете (Комета родилась в ноябре 1998 года, третьей в помете). Первые два года она не имела имени, лишь регистрационный номер. Как видите, разительное отличие от выставок породистых собак с их аристократическими кличками.
Я был убежден, что наблюдал английских борзых на выставке в Вестминстере, которые обязательно смотрю каждый год, но оказалось, что большинству борзых широкий мир собачьих шоу недоступен. Лишь немногие зарегистрированы в Американском клубе собаководов и имеют право выступать на мероприятиях, подобных тем, что проходят в Вестминстере. Борзых выводят и воспитывают как беговых собак и регистрируют в другой организации – Национальной ассоциации борзых.
Кто такие беговые борзые? По стати, экстерьеру, нраву и способностям такие же, как небеговые. Но поскольку они считаются собственностью индустрии бегов, то их разводят в духе клубов «4-эйч»[2]скорее как рогатый скот или свиней, а не для общения в качестве любимых домашних питомцев. Справедливо, что многие владельцы беговых собак добры к ним и восхищаются ими, подобно тому как фермер ценит и любит свое стадо. Но дело в том, что предназначенных для бегов борзых считают товаром – их выводят, покупают, продают и даже забивают, как диктует экономика игорного бизнеса.
Из помета в семь щенков татуируют (к трем месяцам) и регистрируют (к полутора годам) совсем не многих. До появления движения спасения нетатуированных и незарегистрированных особей можно было считать мертвыми, поскольку их уничтожали как признанных негодными для кинодрома. Из зарегистрированных некоторых сохраняют для продолжения породы, другие включаются в спортивный цикл. Достаточно нескольких бегов, чтобы выявить будущих чемпионов. Их станут холить и лелеять. Неудачников же возят с одного кинодрома на другой. Транспортировка осуществляется в крохотных, встроенных в трейлеры клетках, где собаки рискуют подвергнуться обезвоживанию, потерять вес или получить травму. Единственный смысл существования неудачников в том, чтобы с ними бежали признанные лучшими. И тренеры стараются тратить на их содержание как можно меньше средств.
Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 57
