Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 57
– Прекрасные новости, – тараторила Энн. – Спасенные в Таксоне борзые помещены в приют на ранчо неподалеку от Флагстаффа. Все собаки вполне адекватные и успешно приучаются к жизни в обществе.
– Превосходно, – пробормотал я. – Примите мои поздравления.
– Спасибо, – произнесла Энн и после секундного колебания продолжила: – Всех псин осмотрел ветеринар. Подлечили и почистили зубы, сделали необходимые прививки, кобелей кастрировали, сук стерилизовали.
– Я искренне за них рад, Энн. Но сегодня я неважно себя чувствую. Можно я перезвоню вам в другой раз?
– Ох, простите, – смутилась она.
Я кашлянул и приготовился распрощаться, но не успел.
– Постойте! – воскликнула Энн. – Я собиралась продиктовать вам номер телефона приюта. Вы утверждены на приобретение собаки, и я решила, что у вас должен быть приоритет первого выбора.
Спорить не имело смысла: я записал номер телефона, адрес приюта и повесил трубку.
А затем следующие несколько недель возвращался к нелепой мысли взять в дом собаку. Что со мной происходит? Зачем я вожу за нос хороших людей? Мне не нужны дополнительные трудности в жизни, не говоря уже о том, что, если я заведу собаку, Фредди съест меня с потрохами. Четыре года она находилась рядом со мной, и, выполняя любую мою просьбу, без того взвалила на себя слишком много.
В основе всех сомнений лежит страх. Естественно опасаться неизвестного. Как собака впишется в нашу семью? Вдруг борзая не сумеет к нам привыкнуть? Я злился на себя за то, что трусил. Боялся, что способен теперь ухаживать только за собой и уж никак не опекать других. Мне не по силам сложные задачи. Боль помешает заботиться о собаке, которой постоянно требуется внимание и любовь. А больше всего страшился, что снова потерплю поражение.
Правда, все, что я узнал о борзых и об их жизни, затягивало, словно засасывающая ноги весенняя грязь. Я понимал, что жизнь проявляется главным образом в оттенках серого, но опыт подсказывал, что на свете существует также черное и белое, правильное и неправильное. Убивать здоровую собаку в расцвете сил только потому, что она не приносит достаточно денег, – неправильно. Если человек в состоянии исправить зло, он должен сделать это. Хотя если бы только это являлось источником моих переживаний, то можно было бы просто пожертвовать определенную сумму группе спасения собак.
Однако мое очарование борзыми было много глубже, чем чувство долга. С того первого раза, когда увидел, как искрится на солнце гладкая шкура Ланса, а сам он спокойно обозревает окружающий мир, я уловил в нем некую мудрость – ауру, если угодно, созерцательность, нечто подобное дзен-буддизму. У меня сложилось впечатление, будто Ланс не тратит силы и не ломает себе голову, чтобы исправить прошлое, потому что слишком занят, наслаждаясь данным моментом. Его глаза теплели всякий раз, когда он касался Мэгги, и это свидетельствовало о том, как сильно он к ней привязан. То, что пес способен любить человека, после того как с ним обращались словно с куском мяса, трогало до глубины души.
Рассудок твердил мне одно, но сердце сопротивлялось разуму. Однажды вечером, сидя в кресле с откидной спинкой, я в сотый раз перебирал все «за» и «против» и наконец подумал: «Черт с ними со всеми!» Бросил в рот таблетку снотворного и запил водой. Почему-то в голове всплыла цитата из Генри Дэвида Торо: «Бодрствовать – значит жить. Мы должны научиться просыпаться и бодрствовать не с помощью механических средств, а следуя безграничному предвкушению рассвета». Мысль поразила меня, и я понял, как отчаянно хочу верить, как нуждаюсь в вере, что солнце каждое утро будет продолжать всходить. И одновременно кольнуло ощущение, что борзые тоже помогут этому.
– Что мешает мне просто взглянуть? – вслух произнес я.
2
Март 2000 года. Аризона
Через неделю я сидел на диване в приюте и смотрел на борзую в коричневую полоску.
– Похоже, Комета сделала выбор за вас, – сказала Кэти, и после этих слов собака стала моей.
В доме меня поразила смелая выходка Кометы, а теперь я еще больше удивился тому, с какой готовностью она прыгнула в мой внедорожник. Вспомнил, как Мэгги говорила, что спортивных беговых собак перевозят в трейлерах. Мы тронулись с ранчо, а Комет так и осталась стоять и смотрела в окна, словно маленькая пассажирка школьного автобуса.
– Понимаю, тебе не часто выпадала возможность осматривать окрестности, – произнес я, чтобы она привыкла к звуку моего голоса. – Но сейчас, пока мы не набрали скорость, тебе лучше лечь, иначе можешь упасть.
Разумеется, так и случилось – на крутом повороте Комета свалилась на пол, но тут же вскочила и обиженно посмотрела на меня, будто я сыграл с ней эту злую шутку. Вскоре она упала еще дважды, но каждый раз поднималась, не желая оставаться на застеленном ковром полу.
Свернув на обочину, я попытался успокоить собаку.
– Все в порядке, Комета. Немного тренировки, и ты освоишься. – Мой голос звучал мягко, но сам я взмок от пота.
Как заставить собаку улечься? Я не настолько ловок, чтобы перебраться на заднее сиденье и пригнуть ее к полу. Открыть багажник я тоже боялся – опасался, что она прошмыгнет мимо меня и убежит. Но сделать все-таки что-то требовалось: до Седоны оставалось еще сорок миль горного серпантина.
К счастью, я захватил с собой несколько одеял. Опираясь на одну трость и перебросив одеяла через плечо, я проковылял к задней части машины. Очень осторожно приоткрыл заднюю дверцу – ведь стоило допустить оплошность, и я бы потерял собаку. Но в этот момент, словно специально испытывая нас, сзади прогудел грузовик, и порыв ветра от промчавшейся тяжелой машины вырвал у меня дверцу из рук. Я остался с Кометой.
– Все хорошо, девочка, – проговорил я.
Собака стояла и удивленно смотрела на меня. Желая подбодрить, я погладил ее по голове. И продолжал гладить, хотя, судя по ее виду, она нисколько не нуждалось в моем утешении. Когда я успокоился, то потянул ее за передние ноги, пригибая вниз, чтобы она улеглась на одеяло. Собака сопротивлялась, и я с минуту ласково почесывал ее между ушами. Наконец она послушалась, опустилась на пол, и я осторожно закрыл дверцу. Оставшийся путь до дома она удобно провела на одеяле.
Небо уже темнело, когда я, миновав подъездную дорожку, пристегнул поводок к ошейнику и повел Комету к двери. Ступив на выложенный плитками пол и услышав отрывистое цоканье своих длинных когтей, собака подскочила, как испуганный кот. Что за звук? Прежде ей не приходилось ходить по плиткам. Она испуганно сделала еще один шаг и снова в ужасе подпрыгнула. Сдерживая смех, я поспешно проводил собаку на ковер в гостиной, размышляя, что же за существо я взял себе в дом.
Измученный, не представляя, что еще может взбудоражить Комету, я провел ее в спальню, где установил просторную проволочную собачью клетку. Значительную часть жизни спортивные собаки проводят в вольерах на кинодроме, и я решил, что в клетке борзая почувствует себя в привычной обстановке и сможет спокойно отдыхать. Эта к тому же имела уютную мягкую подушку. Комета рванула к ней, как бейсболист к «дому». Я оставил дверцу клетки открытой, но дверь в спальню закрыл, чтобы собака, пока я сплю, не сделала каких-нибудь новых пугающих открытий. Сытно ее накормив и налив свежей воды, я лег в постель и закрыл глаза.
Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 57
