Через три года родилась Алина. Но даже рождение внучки не заставило родителей Вадима изменить свое мнение о невестке. Вадим изредка бывал у них, но во время семейных чаепитий, когда речь за столом шла о чем угодно, начиная с политики и кончая погодой за окном, имена Лоры и Алины не упоминались, словно их не существовало на свете.
Лору устраивало это положение вещей. В своем доме она была нераздельной хозяйкой, никто не указывал ей, что нужно делать и как, тем более что в глубине души, несмотря на обиду, она признавала правоту своих родственников: Вадим стал одним из лучших хирургов города, он не вылезал из заграничных поездок, а Лора как была, так и осталась медсестрой в обычной больнице. Вадим несколько раз пытался устроить ее в свою клинику, но здесь Лора, которая обычно все желания мужа исполняла с полуслова, проявила неожиданное упрямство: ей казалось, что ее незначительность может как-то принизить Вадима в глазах тех людей, с которыми ему приходится общаться. По той же причине Лора не любила официальных приемов, на которых городские знаменитости с бокалами шампанского в руках беседовали о новейших достижениях медицины, а их прекрасные половины, разодетые в шикарные наряды, перемывали косточки отсутствующим дамам и хвастались новыми драгоценностями.
Как только Вадим сообщал Лоре об очередном приеме, сердце ее болезненно сжималось: ей вполне хватало уюта ее дома, Алинкиного лепета и любви Вадима: за пределами этого треугольника для нее ничего больше не существовало. Поэтому каждый раз Лора старательно находила всякие отговорки — от легкого недомогания до насморка Алины. Вадим смеялся: «Ну вот, женился на зайчишке — сереньком трусишке! Что тебя там, съедят?» Лора беспомощно улыбалась, и он уходил один.
Единственное, что вносило дискомфорт в жизнь Лоры, — это отношение родителей Вадима к ее дочери. Лора знала, что стоит им хотя бы один раз увидеть свою внучку, и они влюбятся в нее сразу и бесповоротно. Но Вадим молчал, а она привыкла во всех вопросах безоговорочно полагаться на мужа.
И хотя в глубине ее души всегда было чувство, что рано или поздно он оставит ее, уход Вадима к другой женщине стал для Лоры концом света. Лоре показалось, что небо опрокинулось на землю, а сама земля ушла из-под ног. В одно мгновение разрушилось, разлетелось на мелкие осколки все то, чем она жила. У нее отобрали воздух. Лоры и так не существовало без Вадима. Вадим ушел, и ее не стало окончательно. Пустая женская оболочка совершала какие-то механические движения — ела, собирала дочь в школу, ходила на работу, но ночью, глядя пустыми глазами в потолок (все слезы Лора выплакала в первые дни), она ощущала внутри себя лишь отчаянную ноющую пустоту. Ее жизнь потеряла смысл. И если бы не Алина, Лоры не стало бы сразу, как только все это случилось.
Лора мучилась не только за себя, она видела, как страдает дочь, — ведь та была привязана к отцу ничуть не меньше, чем она сама. Помочь своей малышке Лора не могла. Она и себе-то не могла помочь...
Ключ, весело зашевелившийся в замке, выдернул Лору Александровну из пучины воспоминаний. Она быстро провела ладонью по щекам, вытирая следы слез, и шагнула навстречу дочери.
— Привет! — улыбнулась ей Алина, и Лора Александровна с ужасом поняла, что от Алины сильно пахнет пивом.
Сама Лора Александровна практически не пила спиртного, очень редко позволяя себе на Новый год или день рождения выпить полбокала сухого вина или шампанского. Ей слишком хорошо с самого детства запомнились посиделки на кухне материнских подружек-продавщиц, которые были не прочь выпить, при этом часто не зная меры и не стесняясь в выражениях.
— Мам, у меня к тебе серьезный разговор. — Алина скинула с ног босоножки, привычно забросив их в угол коридора.
— Ты пила? — Лора Александровна наконец-то обрела дар речи.
— Ну, пива. Совсем немножко, — отмахнулась Алина. — Такая жара на улице.
— Ты знаешь, что спиртное плохо действует на неокрепший организм?
— Мам, мы же не в твоей больнице, — поморщилась Алина. — И потом, ты что, забыла, что я уже не школьница?
— То, что ты окончила школу, не дает тебе права считать себя взрослой, и к тому же...
— Ну началось, — перебила Алина, не желая слушать нотаций матери, и открыла дверь в свою комнату.
— Как ты со мной разговариваешь?! — возмутилась Лора Александровна и шагнула следом за дочерью.
— Прекрати читать мне свои лекции! Я выросла, понимаешь, вы-рос-ла, — по слогам произнесла Алина. — Я уже не та маленькая девочка, которой нужна твоя защита. Это моя жизнь, и я хочу ее прожить так, как я хочу, а не так, как мне будут советовать! Пусть даже родная мать!
— Я же тебе добра хочу, — растерялась Лора Александровна.
— Ты лучше его себе захоти, — грубовато буркнула Алина. — Ты же выглядишь, как старуха! Давно бы нашла себе мужичка какого-нибудь, глядишь, и похорошела бы...
— Алина, что ты говоришь?..
— Правду я говорю! Ты что, хочешь, чтобы я так же, как ты, всю свою жизнь просидела дома из-за какого-то идиота, которому твоя верность глубоко до лампочки и который за десять лет ни разу не соизволил поинтересоваться, живы ли мы вообще и как нам живется?!! В этом заключается твое добро?
— Не смей говорить об отце гадости!!! — Лора Александровна тоже перешла на крик.
— Я что, по-твоему, должна ему в ножки поклониться за то, что он нас бросил? — нехорошо прищурилась Алина и выкинула вперед обе руки с известной комбинацией из трех пальцев. — Вот ему, пусть выкусит!
Лора Александровна стремительно шагнула вперед, и на щеке Алины мгновенно расцвело красное пятно от материнской пощечины.
Алина схватилась рукой за горящую щеку и подняла на мать глаза, и та впервые увидела в них ненависть.
— Уходи из моей комнаты! Немедленно!
Лора Александровна сама испугалась того, что натворила, а ненавидящий взгляд Алины заставил ее попятиться к двери.
— Аленька... прости, я не хотела...
— Я не хочу с тобой разговаривать! Уходи сейчас же! — В глазах Алины стояли слезы. — Если ты сию же секунду не выйдешь, я уйду сама!
И Лора Александровна поняла, что это не пустая угроза: ее дочь и в самом деле может уйти из дома куда глаза глядят.
— Аленька, успокойся... я ухожу, ухожу...
Лора Александровна медленно закрыла за собой дверь Алининой комнаты.
— И никогда больше не называй меня Аленькой! — понеслось ей вдогонку. — Ты прекрасно знаешь, что я ненавижу это имя!!!
Аленькой Алину когда-то называл отец.
Лора Александровна устало опустилась на диван, невидяще глядя в бормочущий телевизор. Она и раньше знала, что никогда не была для дочери таким авторитетом, которым когда-то был для нее отец. Но эта вспышка ненависти испугала ее не на шутку. Дочь окончательно выходила из-под ее контроля, и она отчетливо поняла, что ничего не может с этим поделать.
