— Не раздражает, а беспокоит. И заставляет задуматься. Возможно, Эмили стоит спросить себя, а не заблуждается ли она по поводу еще кое-каких вещей. Например, своих железных принципов, от которых она не хочет отступиться.
В воздухе повисла напряженная пауза. Холли молчала, всем своим видом выражая полное несогласие.
— Холли, я очень хорошо отношусь к Эмили, — с нажимом сказала Кэтлин. — Поверь, я говорю искренне. Мне просто не хочется, чтобы лет через десять она сокрушалась: «О боже! И здесь я тоже ошиблась! Какой ужас!»
— Не вижу никаких ужасов. Но даже если она заблуждается, в любом случае тебя это не касается.
— Не понимаю, почему ты всегда уходишь от разговора об Эмили?! — взорвалась Кэтлин. — Почему мы должны ходить вокруг нее на цыпочках? Почему ее личная жизнь — запретная тема? Мы же обсуждаем других знакомых! Ты всегда затыкаешь мне рот, как только я произношу ее имя, а сама даже не знаешь, что я собираюсь сказать.
— Мне нет необходимости выслушивать, что ты собираешься сказать. Я и так прекрасно знаю — ты хочешь убедить меня, что Эмили совершает РОКОВУЮ ОШИБКУ. Но я так не считаю.
Кэтлин сокрушенно покачала головой:
— Надеюсь, если кто-нибудь в твоем присутствии станет осуждать меня, ты с такой же самоотверженностью встанешь на защиту моей чести и достоинства.
— В этом нет необходимости, — усмехнулась Холли. — Кто тот смельчак, который осмелится на тебя напасть?
Холли слезла со стула, включила верхний свет и подошла к холодильнику. Приоткрыв дверцу, она вытащила миску со взбитым кремом, выдвинула ящик стола, выбрала подходящую ложку и придвинула к себе блюдо с пирогом. Кэтлин тоже подсела поближе, обмакнула указательный палец в миску и, как довольная кошка, стала слизывать крем.
— Эмили ошибается, — спокойно произнесла Кэтлин, — самоотречение и целомудрие — не одно и то же.
— Возможно, она переедет в Корнуолл, — сказала Холли, делая вид, что не слышала философского высказывания подруги. — Переберется поближе к брату и откроет свой магазин.
— Тогда может сразу поставить на себе крест. Там она точно никогда не найдет своего Мистера Совершенство… или Полное Ничтожество. Вообще никого.
Холли подцепила ложкой крем и шлепнула его на пирог.
— Она уже и название придумала — «Морская волна». По-моему, отличная идея. Знаешь, мне кажется, у нее бы здорово получилось. Эмили давно разочаровалась в театре и уж точно никогда не любила Лондон. Она хочет открыть что-то вроде художественной лавки. Ну, всякие там картины, скульптуры, поделки на морскую тематику.
— Эмили закончила университет с отличием, — воскликнула Кэтлин с беспокойством в голосе. — С какой это стати ей уезжать в Корнуолл и возиться с какой-то захудалой лавчонкой. И почему она так стремится пропустить все самое интересное и захватывающее, что только есть в жизни? Я так говорю, потому что искренне люблю Эмили, — поспешно добавила Кэтлин, — и желаю ей добра.
Холли размазала крем по поверхности пирога и потянулась за чашкой, в которой горкой лежала клубника.
— Думаю, ты просто не понимаешь Эмили и заблуждаешься на ее счет. Ты изначально предполагаешь, что она несчастна, но это не так. Эмили прекрасно знает, чего она хочет, и четко представляет ту цель, к которой идет. На самом деле, она гораздо счастливее любой из нас.
— Вместо клубнички тебе следовало бы украсить пирог маленькой вишенкой — невинная ягода, как раз для нашей подруги, — вызывающе произнесла Кэтлин и, подхватив клубничину двумя пальцами, сладострастно впилась в нее зубами.
Эмили поднялась по каменным ступеням старинного йоркширского особняка, взялась за блестящее дверное кольцо и слегка постучала. Каждый раз, приходя к подруге и окидывая взглядом тяжелую входную дверь красного дерева, Эмили испытывала нечто вроде сомнения: туда ли она пришла? Ей просто не верилось, что сейчас на пороге появится именно Холли. Она до сих пор не могла осознать сам факт, что Холли живет в шикарном особняке стоимостью в несколько миллионов фунтов, где хватило бы места нескольким поколениям целой семьи, а не то что одинокой молодой женщине двадцати пяти лет. Дом находился в районе Ричмонд-Хилл и был окружен уходящими за горизонт заливными лугами.
Холли была единственной наследницей сказочно богатой бабушки, которая оставила любимой внучке свой особняк, совершенно правильно рассудив, что ее единственной дочери, матери Холли, такие владения ни к чему. На первом этаже была расположена отдельная двухкомнатная квартира, которую Холли сдавала, а на доходы от аренды содержала весь остальной дом. Эмили и Холли подружились еще во время учебы в университете, и с тех пор в жизни Холли не раз происходили удивительные и совершенно невероятные вещи. Однако свалившееся на нее наследство, было, пожалуй, самым грандиозным событием последних лет.
Холли открыла дверь и задохнулась от ворвавшегося с улицы потока морозного воздуха. Она поскорее захлопнула дверь и повела Эмили в гостиную, шепнув по дороге:
— Кэтлин тоже здесь, надеюсь, ты не будешь против?
— Почему я должна быть против? — пожала плечами Эмили, которую гораздо больше интересовало не присутствие Кэтлин, а висящая в прихожей огромная, во всю стену картина.
Она протянула Холли бутылку вина, которую принесла с собой, и подошла поближе к картине.
— Скажи, когда я приходила в прошлый раз, ее здесь не было?
— Не было, — подтвердила Холли.
— И как называется полотно?
— «Обнаженная женщина, выдувающая мыльные пузыри», — объявила Холли, изобразив на лице восторг истинного ценителя искусства. — Как тебе, нравится?
Эмили, усмехнувшись, кивнула.
— Неописуемо прекрасная вещь.
— Да ну тебя, — с искренним возмущением воскликнула Холли, — ты ни черта не смыслишь в живописи.
— Где ты купила эту живопись?
— На Пиккадилли — там была потрясающая выставка.
— В Королевской Академии искусств?
— Нет, нет, прямо на улице! Представляешь, картины были выставлены прямо на тротуаре, начиная от Грин-парка.
Прикинув, насколько весь дом уже успел пострадать от модернистского вкуса Холли, Эмили решила, что пышнотелая дама, окруженная радужным мыльным облаком, не так уж и плоха — по крайней мере, картина прикрывает последствия более ранних экспериментов подруги. Первоначально стены прихожей были выкрашены масляной краской невинного светло-бежевого цвета, но, как только Холли переехала в особняк, она первым делом взялась за создание нового облика своего жилища и начала именно с прихожей: фиолетовые обои с широкими золотыми полосами показались ей идеальным вариантом. Немыслимые обои начинались на площадке первого этажа и ползли вверх к сводчатому потолку, похожему на церковный купол. В сочетании с полом из крупных черно-белых плиток зрелище получилось удручающим.
— Послушай, мы собрались не для того, чтобы обсуждать мое новое приобретение, — сказала Холли, оторвавшись от полотна. — Сегодня мы будем говорить о тебе, — она расплылась в лучезарной улыбке. — Честное слово, Эмили, ты совершила грандиозный поступок — вот так развернуться и уйти — потрясающе. Я горжусь тобой!
