Самолет трясло и покачивало из стороны в сторону, но он постепенно набирал высоту. На данном этапе жизни отношения на расстоянии не казались таким уж заманчивым вариантом, даже если она неподражаема в постели.
Неожиданно все ринулось вниз; весь салон ахнул буквально в один голос, когда самолет резко нырнул; послышались скрежет и дребезжание. Пассажирка ЗА выпрямилась в кресле, вынула беруши и крепко сжала их в руке. Земля и вода мелькали в окне рядом под невозможными углами. Все всполошились и принялись оглядываться.
– Капитан Дон Бейкер сообщил мне, – послышался в громкоговоритель голос стюардессы, – что мы вошли в зону турбулентности. Пожалуйста, откиньтесь на спинки кресел, пристегните ремни, и нам бы хотелось еще раз напомнить вам, что этот рейс является некурящим, в туалетах расположены датчики задымления, а порча датчика, согласно федеральному уголовному праву, является преступлением и карается штрафом.
Между тем тряска и отвратительный скрежет не стихали. Он погибнет вместе с этим самолетом? Не может быть. Часто случается парочка неприятных моментов, но самолеты так или иначе все-таки выруливают. Всегда. Барри вытащил из кармана впереди пакет для рвоты, просто чтобы был под рукой. Не может быть, чтобы перед смертью, напоследок, его еще и вырвало на девушку его мечты.
– СЯДЬТЕ! 29Г, СЯДЬТЕ НА МЕСТО! – рявкнул громкоговоритель.
Барри молча, ошарашенно переглянулся с соседкой. По салону запахло чем-то вроде чеснока, самолет, кажется, стал двигаться медленнее.
– Не нравится мне все это, – сказала она тихо. Зубы у нее были соблазнительные и неестественно белые.
– Мне тоже, – отозвался Барри и, не задумываясь особенно, положил руку на столик между ними. Она положила сверху свою ледяную ладонь. Они переплели пальцы. У нее были очаровательнейшие карие глаза. Не может быть, чтобы пришел его последний час. Сквозь треск статики пилот сообщил, что они возвращаются в Ла-Гардию.
– Да лети же! – услышал Барри собственный разъяренный голос. – Хватит болтать, лети!
Самолет опять поднялся выше и резко начал поворачивать вправо. Когда разворот был окончен, скрежет прекратился.
Самолет погрузился в полнейшую, чудовищную тишину.
И начал падать. Барри почувствовал, что пытается надавить на педаль газа. Соседка с посеревшим лицом схватилась за сиденье перед собой. Он подал ей пакет, и ее стошнило, тихо; изломы белого пластика скрывали ее лицо. Он положил руку ей на спину, между лопаток. И подумал, доживет ли он до того, чтобы дотронуться до ее затылка.
Он легко погладил ее затылок, она скорчила жуткую гримасу, и ее снова вырвало. Самолет резко швырнуло вниз, и Барри нутром почувствовал подступающий ужас. Стюардесса снова начала орать в микрофон, требуя сохранять спокойствие, но по голосу было понятно, что она тоже перепугана. Мужчина, сидевший позади него, монотонно бубнил:
– О БО-ОЖЕ МО-ОЙ, О БО-ОЖЕ МО-ОЙ, О БО-ОЖЕ МО-ОЙ!
Барри почувствовал запах дыма и горелых волос. Пожар в самолете? Женщина передала ему пакет, и его вырвало поверх того, что там уже было. А потом вывернуло еще раз от одной мысли об этом. Он откинулся на спинку кресла. Она протянула ему влажную салфетку, но ему не хватило сил взять ее. Земля то показывалась в окнах, то пропадала. Сердце билось о ребра, силясь вырваться из груди. Она вскрыла упаковку салфетки, и Барри вытер рот и мокрый лоб.
Свет погас.
Сейчас он умрет. И все из-за того, что не с кем было переспать.
Женщина смотрела на него, и глаза ее блестели в темноте. Он схватил ее, и они крепко обнялись. Пилот сказал, что предпримет попытку аварийной посадки.
– Ты, главное, рули этой чертовой развалиной, Джек! – заорал Барри, а женщина рассмеялась, повернулась к нему и крепко поцеловала его. Губы у нее были нежные, а во рту чувствовался кислый привкус рвоты; он подумал, что и сам такой. Все это тоже является неотъемлемой частью жизни. Самолет снова накренился, и Барри чуть не вырвало опять, его чуть не вырвало прямо в рот этой красивой женщине. Он попытался прийти в себя, но понятия не имел, что происходит.
– Джастин Шифф, – сказала она и сжала его правую руку так яростно, что он беззвучно вскрикнул. Стюардесса потребовала, чтобы они приняли безопасную позу. Они наклонились, обняв колени, ремень невыносимо врезался в живот. Самолет опять с боем прорывался наверх, у Барри побежали мурашки по спине, все вниз и вниз. Почему так долго?
– Приземляйся же! Хоть вдребезги! – Он рассерженно выпрямился и огляделся.
Самолет казался абсолютно пустым.
Это было очень страшно. Он быстренько уткнулся обратно. Всего в нескольких сантиметрах она в упор смотрела на него, лицо у нее раскраснелось от неудобной позы. У нее были совершенно необычные большие пальцы на руках – плоские и широкие, с маленькими прямоугольными ноготками. Как бесконечно разнообразна жизнь.
– Я летела на свадьбу, – сказала она будничным голосом.
– Прямо перед Рождеством?
– Да! Это надо же было придумать.
– По-моему, я намочил в штаны! – вдруг сознался он. Она дала ему несколько бумажных салфеток.
– Эй, приятно познакомиться, – сказал он, и она рассмеялась.
Он вглядывался в крохотное квадратное окошко ее ногтя, будто пытаясь разглядеть в нем свое будущее. Он снова и снова повторял ее имя, пока они стремительно снижались.
Ну все, хватит уже
Когда все стало совсем плохо и багаж кувырком покатился по салону, Джастин от страха потеряла дар речи. Если даже ты сама жестко организовываешь свою жизнь и все планируешь далеко вперед, это еще не значит, что ты защищена ото всех случайностей и превратностей судьбы и воли Божьей. Хотя ей казалось, что с Барри Кантором они давно знакомы. Она даже имя его узнала только после того, как поцеловала его. Она никогда еще первой не целовала мужнину. И что можно о ней сказать, если ей так приятно целоваться с незнакомцем в падающем самолете?
Кругом все неистовствовало. Если она выберется из этого живой, ей придется пересмотреть весь свой образ жизни. На нее падали вещи, с грохотом прокатившиеся в противоположный конец салона, когда самолет ударился о землю. Началась давка, люди ломились к выходу буквально по головам, отчаянно толкались в дверях. Не размышляя, машинально она съехала по желтому надувному трапу в коричневую ледяную воду, которая доставала ей до середины бедра.
Жива. Она побрела по грязной жиже с покачивающимися на поверхности льдинками к краю бетонированной площадки. Вокруг суетились люди в оранжевых костюмах и машины «скорой помощи». Люди в костюмах заливали из шлангов черный дым, пробивавшийся из середины самолета. Пронзительные крики сливались в плотную шумовую завесу. В мокрых насквозь колготках она выбралась на разбитую бетонную площадку. Она искала Барри Кантора.
Но кругом было столько людей, столько покореженного мусора. От запаха горелой пластмассы у нее перехватывало дыхание. Пришел огромный автобус, чтобы отвезти пассажиров к терминалу. Она, должно быть, подвернула лодыжку в давке, пока выбиралась из самолета. В узком коридоре перед дверями терминала опять началось столпотворение, кто-то кричал и ругался. Внутри терминала толклись оцепенелые, промокшие, замерзшие и раскрасневшиеся люди с серебристыми термопледами на плечах, они тяжело дышали, выдыхая облачка белого пара, их всех тошнило. Его нигде не было видно.
