Ознакомительная версия. Доступно 7 страниц из 34
Глава 5 НЕРУШИМАЯ КЛЯТВА
От досадных воспоминаний студенческой поры Глорию отвлекла немка, широкая в бедрах и плечах.
В своем желто-черном наряде туристка из Германии походила на огромную пчелу, жаждущую нектара. И низкий голос, и речь с баварским готическим акцентом напоминали грубоватое и назойливое жужжание.
— Зер гут! Зер гут. Зер гут.
Немецкая упитанная пчела вилась рядом с фамильной бабушкиной розой — «Ночной поцелуй».
— Аромат зер гут.
— Еще какой гут, — одобрительно улыбаясь, подтвердила Глория. — Еще какой!
Дородная пчела обогнула роскошный куст.
— Колер — зер гут.
Глория поддержала оценку:
— Что гут, то гут.
Пчела то приостанавливалась, тяжеловато и рискованно нагибаясь, то вновь продолжала осмотр.
— Веточный каркас — зер гут.
Глории было весьма приятно слышать грубоватые комплименты бабушкиному сорту.
В немецкой пчеле угадывалась начинающая любительница по цветочной части.
Глория хотела было дать несколько профессиональных советов заокеанской любительнице, но мысли аспирантки с черенков, окучивания, привоев и подкормки упорно срывались на реальность, которая была переполнена лишь нарастающим и нарастающим ощущением бездонной любви, бездонной, как синее-пресинее осеннее чистое небо.
Немецкая пчела, замерев, проштудировала табличку, на которой указывался штат, название розы и фамилия селекционера.
— Фройляйн, я обалдеваю: «Поцелуй ночи»!
— «Ночной поцелуй», — уточнила Глория.
Любознательная немецкая пчела не унималась.
— Фройляйн, только ответьте мне на один вопрос, если вас не затруднит.
— С большим удовольствием.
— Почему здесь, в саду, так много Дюбуа?
Глория, не выдержав, рассмеялась — заливисто и раскованно.
— А что я сказала такого смешного? — возмущенно загудела недоумевающая пчела.
Глория посерьезнела и собралась, как на семинаре перед аудиторией первокурсников.
— Да нет, все правильно, фрау.
— Правильно?
— Просто Дюбуа — это такая розовая династия.
— О, данке шен!
— Извините, фрау, а как будет по-немецки «взаимная любовь»?
— Любовь? — растерянно переспросила пчела. — Взаимная?
Глория терпеливо ждала ответа на вопрос не по теме.
— Я не понимаю! — возмутилась пчела. — А какое отношение любовь имеет к розам?
— Самое непосредственное! — В голубых до неестественности глазах Глории искрила нарождающаяся страстность. — Самое непосредственное!
Когда немецкая пчела, так и не ответив на неуместный вопрос, продолжила экскурсию в глубь сада, влюбленная аспирантка преклонила колени перед бабушкиной розой. Глория Дюбуа, молитвенно сложив ладони, поклялась, что если выпадет удобный момент, то она не только откроет русому незнакомцу свое чистое, высокое и сокровенное чувство, но еще и обязательно расскажет кареглазому симпатяге и про Варфоломеевскую ночь, и про индейцев, снимающих женские скальпы, и про скитания от Великих озер до Миссисипи.
Глория поднялась с колен и деловито отряхнула джинсы от увядшей листвы и прелых лепестков.
А получив искреннее подтверждение обоюдности чувств, она поведает избраннику о свой Безымянной красавице, о своем благородном первенце, о своей белой розе, которая невольно и оказалась главной причиной случившейся любви.
Хотя сегодняшнее утро почти ничем не отличалось от предыдущих, не считая улучшения погоды и неурочного пробуждения…
Глава 6 ПАРИЖ КАК БУДИЛЬНИК
Третья неделя сентября выдалась в Луизиане непривычно ненастной.
Ливень за ливнем.
А в понедельник четвертой недели наконец-то выглянуло солнце.
Тучи рассосались еще ночью, и как только забрезжил рассвет, стало ясно, что день обещает выдаться прекрасным.
Аспирантка местного университета Глория Дюбуа, наверное, была единственной из всего кампуса, кто бодрствовал в столь ранний час.
Исключая, конечно, лаборантов, обремененных непрерывными круглосуточными опытами.
Да влюбленных студентов, одуревших от поцелуев.
Глорию Дюбуа в неурочное время разбудил мобильник, принявший вызов из Франции.
Сумасшедшая мамочка — разумеется, тоже Глория и тоже Дюбуа — со свойственным ей эгоизмом меньше всего заботилась о разнице часовых поясов, вероятно предполагая, что на общение они не распространяются, и если в Париже вечер, то как может быть утро в Батон-Руже, раз он тоже имеет французское название?
— Короче, Гло, целую!
— Взаимно.
— Поздравляю!
— С чем?
— Да все шикарно, дорогуша!
— Что шикарно? — сонно пробормотала Глория, пытаясь одновременно выпутаться из самого сладкого предрассветного сна и включиться в мамочкин напористый энтузиазм.
— Они тебя взяли!
— Кто взял? Куда?
— Да ты что, оглохла, что ли?
— Мам… Я просто… Еще сплю…
— Ой, прости, бэби!
Парижская маман, наконец-то спохватившись, мгновенно перевела энергию в правильное русло. Она немного помолчала, дав дочурке окончательно проснуться. Не больше пары секунд.
— Ну ладно, потом выспишься, это неважно! — Голос энергичной мамочки вновь обрел торжественные обертоны: — Я долго ругалась, стучала кулаком, доказывала и добилась!
— Чего, мам? Я не понимаю!
— Бэби! Твоя роза прошла на выставку!
Полусонное и квелое состояние разбуженной девушки мгновенно преобразилось в эйфорическое и чуть недоуменное.
— Прошла?
— Ну конечно, бэби!
— Ты меня не разыгрываешь?
— Ага, мне больше заняться нечем…
Угадав легкую обиду в фальшивом сопрано у пробивной француженки маман, молодая американка смягчила обмен репликами.
— Мам, я дико счастлива.
— Я тоже.
— Как бы мне хотелось сейчас забраться на Эйфелеву башню…
— Это зачем еще на башню?
— Чтобы прокричать на всю Европу — нет, на весь мир, — что я тебя обожаю!
— Нет, бэби, тебе явно пора замуж.
— Мам, расскажи лучше, как все было.
— Да, комиссия согласилась… после долгих споров. Ну… ты знаешь, почему.
— В Европе не любят американцев.
Ознакомительная версия. Доступно 7 страниц из 34
