— В чем дело? — спросил он.
Ему объяснили, что Алена — дочь начальника областного управления сельского хозяйства и что ее отец — доктор сельскохозяйственных наук — заведует кафедрой в их институте, и теперь ему обеспечено самое лучшее распределение или даже аспирантура.
— Я этим воспользуюсь, — пообещал он.
Если раньше он предпочитал отмалчиваться, то теперь научился отвечать сразу. Перед поездкой он колебался, что купить Марине — торт или апельсины? Торт в квадратной нелепой коробке не влезал в портфель, как будто эти коробки делали специально, чтобы все знали: человек идет в гости. Он купил апельсины, простояв за ними в очереди четыре часа.
Поезд в райцентр шел один раз в сутки, поэтому Марина знала, когда он может приехать. Ему и хотелось, чтобы Марина его встретила, но были и опасения, как бы знакомые, а они могли оказаться на вокзале, не подумали, что дело решенное и он женится на ней, о женитьбе он в то время не думал.
Когда поезд подходил к райцентру, он перешел в последний вагон, чтобы выйти в конце платформы. Пока он дойдет до вокзала, местные уже разойдутся. Так и получилось. В райцентре сошло с десяток пассажиров. Пока он шел, на перроне осталась только Марина и дежурный по станции. Марина растерянно оглядывалась, поезд уже тронулся, когда она увидела его. Она бросилась к нему, обняла, поцеловала.
— Счастье-то какое! — сказала она. — Я уже думала, ты не приедешь. Пойдем погуляем! На Красноармейской повесили гирлянды из лампочек, совсем как в большом городе.
— Я устал, — сказал он. — Пойдем сразу к тебе.
И она поверила, хотя как можно устать за три часа дороги. А ему не хотелось лишний раз попадаться на глаза знакомым. Теперь он стал взрослым, ему исполнилось восемнадцать лет, он мог жениться, а девушка — выйти за него замуж, но жена в его планы не помещалась. Надо снимать квартиру, а на ее оплату стипендии не хватит, и вообще, женитьба — скучная определенность, а он еще с шестого класса мечтал переехать в Москву, когда вместе со школьной экскурсией побывал в столице. Один из мужиков их деревни несколько лет прожил в Москве, и теперь у него и кличка была Москвич. Однажды он спросил у него:
— А как жилось в Москве?
— Хорошо жилось, — ответил Москвич. — Каждый день можно было купить свежую колбасу, я особенно любил чайную, так и тает во рту. А конфет — три десятка сортов, и водка хорошая, не сравнить с нашей местной.
— А чего не остался? — спросил он.
— А как останешься? — ответил Москвич. — Я за Москву зацепился после армии. Пять лет прожил в общежитии. Надоело. Пришла пора жениться и свой дом заводить.
— А в Москве нельзя было жениться?
— Можно, конечно, но не получилось. Любила меня такая же лимитчица, но прописки все одно не было.
— А прописку не москвичам не дают?
— Дают. Временную. А чтобы прописку постоянную получить, надо на одном месте десять лет повкалывать.
— И другого пути нет?
— Если только жениться на москвичке. Но они за нас, лапотников, замуж не выходят.
Если этот путь единственный, то Марина ему не помощница, ей самой надо помогать.
А пока Марина шла рядом. На ней было пальто, какие носили взрослые женщины: из серого драпа с черным каракулевым воротником, тогда каракуль стоил дешево.
Марина рассказывала о подругах с маслозавода, с нею работали две девчонки из их класса, они, как и Марина, в институт не поступили.
Комнату Марина снимала на улице, где в основном жили железнодорожники, невдалеке от станции, поэтому они пришли быстро.
Дом как дом, выстроенный по разумному стандарту, такие дома никто не проектировал, но строили все, и у его родителей был почти такой же. Небольшая прихожая, две комнаты, летняя веранда и кухня, комнаты, естественно, проходные. Первая комната зала, или гостиная — в разных семьях называли по-разному, — с диваном, круглым столом, большим фикусом в кадке, семейными фотографиями в рамках на стенах. Марина жила в гостиной. В углу стояла елка, украшенная гирляндами, с красной звездой на макушке. Он отметил, что крестовина, на которой крепилась елка, сделана недавно и сделана умелыми руками. Он спросил: кто делал? Она ответила, что знакомый по работе, и он впервые осознал, что у нее могут быть знакомые парни, которым она нравится, и они, может быть, даже ухаживают за нею.
Марина стала выставлять еду на стол. Он открыл шампанское, когда по радио начали бить кремлевские куранты. Они выпили и стали смотреть новогодний огонек. Потом они просмотрели концерт артистов зарубежной эстрады. К пяти утра телевидение закончило работу, диктор еще раз поздравил с наступившим новым годом, в доме напротив погасили свет.
Они посидели несколько минут молча.
— Я тебе постелю на раскладушке, — сказала Марина, не глядя на него.
— Не надо раскладушки, — сказал он.
— А ты для себя все решил? — спросила Марина.
— Я решил все, — ответил он.
Она медленно стелила постель, потом попросила его отвернуться. Он отвернулся, услышал, как стукнули каблуки сброшенных туфель, и сердце у него пустилось вскачь, как было только перед дракой с Васильевым. Когда он оглянулся, Марина уже лежала, почему-то отвернувшись к стене, наверное, не хотела его смущать. Он быстро разделся, лег рядом, прикоснулся к Марине, почувствовав свои холодные руки. Марина повернулась, обняла его, поцеловала, он хотел быть уверенным и спокойным, не таким, как первый раз с Тонькой, но все равно оказался суетливым и неумелым и к тому же сразу заснул и проснулся на рассвете. Марина еще спала, он впервые увидел ее обнаженной и удивился, что рядом с ним лежала взрослая женщина, хотя они были ровесниками. Он рассматривал ее большую грудь, громоздкие бедра. Такие женщины принадлежали только взрослым мужчинам, а он себя еще не чувствовал взрослым, он вдруг осознал, что она уже может рожать, может быть, она уже забеременела, конечно, когда-нибудь у него будут дети, но не так уж сразу, не скоро еще, когда он закончит институт.
Марина открыла глаза и прижалась к нему. И он уже ни о чем не думал. Он не торопился на этот раз, и Марина вдруг забилась под ним, будто хотела освободиться, потом затихла, и он понял, что она тоже счастлива.
— Я куда-то улетела, — сказала Марина.
— Куда? — спросил он.
— Я еще не знаю, — ответила она и уснула.
А он лежал рядом и знал, что он не скоро сюда приедет, а может быть, уже никогда не приедет, ему уже больше ничего не хотелось, произошло — и ладно, все замечательно, но из-за этого не стоит изменять свою жизнь.
Вечером она провожала его домой в деревню. Марина поссорилась со своей матерью и не ездила в деревню уже второй месяц, он мог бы остаться еще на день, отец обещал быть в городе в самом начале января, он забил борова и обещал привезти свинину на продажу. Но с Мариной говорить было не о чем, уже переговорили: кто поступил, кто не поступил, кто вышел замуж, кто ушел в армию. Об институте он не рассказывал, за четыре месяца учебы он и сам не многое узнал.
