Холодный и темный, безо всяких признаков жизни. Неужели все те вещи, которые я привыкла видеть, отвернулись от меня? Я вошла на цыпочках, словно я не приветствовала их, а извинялась, что помешала.
Со смертью бабушки умерло и время в этом доме. Я остро это почувствовала. И с этим я уже ничего не могла сделать. Вместо того чтобы развернуться и уйти, я напевала под нос мелодию старых дедушкиных часов и начала протирать холодильник.
И тогда вдруг зазвонил телефон.
Поднимая трубку, я уже предчувствовала, кто это может быть. Это был Сотаро, мой старый… возлюбленный. Когда бабушка заболела, мы с ним расстались.
— Алло! Это Микагэ?
Он говорил таким ласковым голосом, что у меня на глаза почти навернулись слезы.
— Давно тебя не слышала, — бодро произнесла я. Мы с ним уже давно считали притворную лесть чем-то вроде болезни.
— Знаешь, ты уже давно не приходишь на занятия, я всех расспрашивал, в чем причина, пока не узнал, что твоя бабушка скончалась. Я был потрясен… Какой ужас!
— Да, поэтому я пребывала в депрессии.
— Теперь-то уже вышла из нее?
— Ага.
Договорившись о встрече, я выглянула в окно: там было мрачно-серое небо. Я увидела, как ветер с огромной силой гонит по небу облачные волны. Есть ли в этом мире что-то печальнее? Ничего подобного нет. Совершенно ничего похожего.
Сотаро очень любил городские парки. Ему особенно нравилось, когда повсюду была зелень, открытые пейзажи, но даже в школе он любил сидеть на скамейках в саду или площадках для игр. Если нужно найти Сотаро, его всегда можно отыскать среди зелени — гласила студенческая легенда. В будущем он намеревался найти работу, как-то связанную с растениями. Почему-то меня всегда притягивают мужчины, имеющие отношение к растениям.
Когда я была счастлива и он был счастлив и безмятежен, мы являли собой классическую студенческую пару. Поскольку он так любил природу, мы даже в разгар зимы часто встречались в общественных парках, но поскольку мне никак не удавалось избавиться от своих хронических опозданий, мы пришли к соглашению встречаться в просторном кафе сразу возле парка.
Поэтому и в тот день я увидела Сотаро сидящим на ближайшем к парку стуле.
За застекленным окном на фоне затянутого тучами неба виднелись покачивающиеся и шуршащие под порывами ветра деревья. Когда, пробираясь между снующими официантками, я добралась до него, он радостно мне улыбнулся.
Я присела напротив и сказала:
— Кажется, пойдет дождь?
— Нет, думаю, скоро небо прояснится, — возразил Сотаро. — Не странно ли, что мы так долго не виделись и говорим о погоде?
При виде его улыбки я успокоилась и подумала, как здорово пить чай с тем, кто тебе совсем не противен. Я помнила, как ужасно он ворочается во сне, как много сахара и молока добавляет в кофе, но я знала, каким серьезным становится его лицо, когда он старательно пытается феном уложить свои непокорные волосы перед зеркалом. Поэтому я подумала, что, если бы сейчас мы были с ним по-настоящему близки, я не смогла бы рассказывать ему, что во время чистки холодильника ободрала маникюр на правой руке.
— Я слышал, ты сейчас живешь у этого парня Танабэ? — как будто что-то припомнив, прервал нашу непринужденную беседу Сотаро.
Я была ошеломлена, наклонила чашку, которую держала в руке, и расплескала чай на блюдце.
— Об этом говорят в школе. Будешь притворяться, что ты об этом не слышала? — смущенно, но все еще улыбаясь, сказал Сотаро.
— Я не знала, что тебе об этом известно! В чем дело?
— Ты знаешь, что девушка Танабэ, вернее бывшая девушка, ударила его в столовой по лицу?
— Из-за меня?
— Вероятно. Но я слышал, что сейчас вы вполне уживаетесь.
— Да? Впервые слышу.
— Но ты же живешь с ним?
— Но его мать (хотя это было не вполне верно) тоже живет там.
— Да? Ты лжешь! — громко произнес Сотаро.
В былые времена я любила его именно за такую откровенность, но теперь мне было стыдно, потому что она меня раздражала.
— Говорят, что этот Танабэ немного странный? — сказал он.
— Я не вполне понимаю, что это значит, — ответила я. — Я с ним почти не встречаюсь. Я с ним даже не разговариваю. Он воспринимает меня просто как собаку. Он ничего особенно не любит. Поэтому я о нем ничего не знаю. И я ничего не знала об этой дурацкой истории.
— Поэтому я никогда не понимал, кто тебе нравится или кого ты любишь… — сказал Сотаро. — Во всяком случае, я считаю, что это для тебя лучше. До каких пор ты собираешься оставаться там?
— Не знаю.
— Тебе не мешало бы об этом подумать, — с улыбкой сказал он.
— Я так и собираюсь сделать, — ответила я.
Возвращаясь домой, мы шли через парк. Сквозь ветви деревьев был отчетливо виден дом Танабэ.
— Я живу там, — сказала я и показала пальцем.
— Здорово, совсем рядом с парком. Я бы вставал в пять утра и отправлялся на прогулку, — улыбнулся Сотаро.
Поскольку он был очень высоким, я всегда смотрела на него снизу вверх. «Какой же он ребенок», — думала я, глядя на него сбоку. Ему, несомненно, хотелось бы вытянуть меня, переселить в другую квартиру и вернуть в школу. Мне нравилась его прямолинейность, но при этом я не могла ее принять, за что себя ненавидела. В те давние времена.
Он был старшим сыном в большой семье. Меня он привлекал тем, что, сам того не понимая, унаследовал от своей семьи ее лучезарность. Однако почему-то теперь мне была нужна странная озаренность и спокойствие дома Танабэ, — что я даже не пыталась ему объяснить. Это и не было особенно необходимым, но я понимала, что сделать это невозможно. Мне было грустно оттого, что я такая, как есть.
— Ну, пока!
Горячая душа, глубоко скрытая в моей груди, продолжала вопрошать зрачками моих глаз.
— Остаются ли у тебя какие-то чувства ко мне? — с улыбкой спросил он, но ответ уже читался в его глазах.
— Конечно остаются, — ответила я, и, пожав руки, мы расстались.
И это ощущение улетучилось куда-то в беспредельность и потом растворилось.
Когда в ту ночь я смотрела видео, отворилась дверь и вошел Юити, держа в руках большую коробку.
— С возвращением, — приветствовала его я.
— Я купил компьютер, — радостно сообщил Юити.
В последнее время до меня дошло, что жильцы этого дома одержимы болезненной страстью к покупкам. К покупкам крупных вещей. В основном электроники.
— Здорово! — сказала я.
— Тебе что-нибудь нужно напечатать?
— Не знаю…
Я прикидывала, не напечатать ли текст какой-нибудь песенки, когда Юити сказал:
