Книга Ирония жизни в разных историях - Али Смит

Я кивнула.

— Столь солидные книготорговцы, как вы, — гнул он свою линию, — должны иметь на полках все достойные внимания издания, это дело принципа.

Похоже, он ждал моего кивка, поэтому я снова кивнула.

— Мы… — начала я.

— Видите ли, — прервал он меня, — многое из того, чем нас пичкают, многое из наших обычных познаний, от сведений о текущем состоянии дел до описания исторических событий, подвергается безжалостной цензуре.

Он наклонился вперед и, слегка понизив голос, продолжил:

— Моя книга — своего рода вызов такому положению дел.

Его лицо озарила по-мальчишески застенчивая улыбка.

— Цензура, — добавил он, глядя на меня в упор, — это смерть подлинной истории. Можно сказать, что это смерть истины. Мы все подвергаемся цензуре, каждый день нашей жизни. Вы понимаете, о чем я говорю.

— Да, — подтвердила я.

— Согласитесь, что с бесчеловечной цензурой наших личностей жизненно необходимо бороться. Повсюду всевозможные интриги и заговоры. Например, в этот самый момент существует заговор против меня. Во всем, что я делаю, мне приходится противостоять другим — тем, что противостоят мне.

Он кивнул с таким видом, словно призывал меня ответить тем же, и я, как послушная марионетка, тоже кивнула, хотя уже окончательно потеряла нить его рассуждений.

— Неудивительно, — сказал он, ставя передо мной свою книгу на попа, — что мои работы всегда под прицелом цензуры, потому что я пишу подлинную историю, о которой никто не хочет слышать. Я пишу правду, опубликовать которую никогда не осмелятся все эти наемные евреи-издатели, финансируемые еврейским большинством, в чьих исключительных интересах истина день за днем замалчивается, — им просто не хватит ни смелости, ни чистоты.

Он затаил дыхание. Его лицо покраснело. Я продолжала кивать, не зная, как улизнуть, и гадая, куда подевались другие сотрудники первого этажа. Казалось, в магазине никого больше нет: только я, мужчина в костюме и тип, чей носовой платок сушился на книгах, пока его владелец методично штудировал «Хронику двадцатого века».

— Вот видите, как оно, — вздохнул мужчина в костюме. И обворожительно улыбнулся.

Скользнув рукой под стойку, я нащупала пальцами так называемую «тревожную» кнопку, которая предназначалась на случай ограбления и ситуаций, грозящих, по мнению сотрудников, неприятностями. Но если нажать ее, примчатся охранники, и что я им скажу? Этот человек фанатик. Выведите его, пожалуйста. Или: Я не согласна с тем, что он говорит. Пожалуйста, избавьте меня от его опасной лжи.

Я погладила кнопку.

— М-м-м, — только и удалось мне произнести.

Он выгружал книги из портфеля, уже штук десять или даже больше лежали на стойке.

— Нет… — попыталась я остановить его.

Он пристально посмотрел на меня, сжимая в руке книгу.

— Вы еврейка? — спросил он.

— Н-нет… — замялась я. — Дело не… Просто я не книготорговец. Я не заведующий. Надо быть заведующим, чтобы закупать книги. Это не в моей компетенции, правда, ну не…

Взгляд мужчины стал колючим и злым. На мгновение его лицо приняло угрожающее выражение. Затем разгладилось.

— Вы не могли бы позвать заведующего? — спросил он.

— Могу позвать помощницу заведующего, — ответила я.

— А помощница заведующего может закупать книги? — уточнил он.

Я кивнула и, набрав нужный код на селекторе, попросила Андреа спуститься. Он, взглянув на свой ноготь, нетерпеливо тер его большим пальцем. Я стояла у кассового аппарата, не отводя глаз от старой облезлой наклейки, сообщавшей всем и каждому, как правильно считывать штрихкоды. Наконец спустилась Андреа и присоединилась ко мне за стойкой.

— Прошу прощения, — сказала она. — Мы не продаем такие издания, как ваше.

Мужчина выглядел почти довольным. Неопределенно улыбаясь, он убрал книги обратно в портфель, защелкнул замок и быстро ретировался.

Хлопнула дверь.

— Господи, — выдохнула я. — Иисусе.

— Он вернется через минуту, — сообщила Андреа. — Такие всегда возвращаются. Войдет в боковую дверь и попробует взять штурмом исторический отдел. Бьюсь об заклад. Что ты ему сказала?

— Ничего, — ответила я. — Ничего.

А дальше случилось вот что. Мужчина, которого мы звали Токсиком, сложил платок и закрыл «Хронику». Но вместо того, чтобы, как обычно, сразу уйти, он подошел к стойке и уставился прямо на меня. Затем, покачав головой, посмотрел на Андреа и красноречиво покрутил пальцем у виска.

— Рехнулась! — констатировал он. — Совсем рехнулась. — И вышел из магазина.

Как только дверь за ним закрылась, Андреа сказала:

— Знаешь, каждый раз, когда я вижу этого типа, мне становится стыдно за то, что мы сделали. Иногда я вообще ночами из-за него не сплю.

А потом добавила:

— Ладно, иди, устрой себе перерыв.

Во время перерыва я пребывала в ужасном настроении. Комната отдыха насквозь пропиталась стойким табачным дымом. На редкость антиобщественное место. В тот день я решила наделать табличек «Не курить» и обклеить ими желтые стены. Из-за чего едва не началась война всех против всех.

Но вскоре после бурных дискуссий о правомерности курения в комнатах отдыха меня перевели в новую сеть в Новом городе. Сначала я помогала устанавливать суперсовременные компьютеры, которые автоматически перезаказывали книги, если было продано более трех экземпляров. Потом меня назначили заведующей первым этажом. Теперь я могу носить, что хочу (кстати, не в ущерб элегантности), и лояльно отношусь к тому, как одеваются мои сотрудники, в пределах разумного, конечно.

Я жду того мужчину, Токсика, с тех пор как перевелась сюда. Но ни разу больше его не видела. Тут подобные типы вообще не появляются, не знаю, почему — может, их отпугивают сияющие чистотой просторные залы с деревянными полами и ровными рядами книжных полок; а еще здесь никто не мочится, да и трудно было бы проделать это незаметно. Кресла тоже в основном пустуют, поскольку, следуя политике компании, мы ставим их на открытых местах, чтобы у посетителей не возникало желания сидеть в них долго. Зато у нас есть проститутки; не помню такого в старом магазине. Возможно, там было слишком сложно договариваться, слишком явно пришлось бы прятаться по углам и щелям, не хватало свободного пространства, чтобы беспечно фланировать с невинным видом. А может, дело в том, что в старом магазине не было кафе.

Но, в любом случае, я готова. Я стою у компьютера за стойкой и жду. Если тот мужчина придет сюда, если он когда-либо осмелится появиться здесь, я выставлю его вон. Поверьте. Теперь у меня есть власть, и я, не колеблясь, сделаю это.