Обычно Луиза Луп с матерью поселялась в новостройке, а Омар с сыновьями оставался в предшествующем сегменте. Свежевыстроенное помещение называлось столовой, хотя с тем же успехом могло называться столово-гостино-прачечно-кухней. Дверной проем завешивался перекрывающими друг друга вертикальными полосами пластика. С мужской половины он был забрызган запекшейся кровью и плевками жеваного табака, с дамской — украшен наклеенными бабочками. Собственно, из дам осталась одна Луиза: ее мать уже более года как рассталась со свалкой и проживала в Анкоридже в одном из тамошних домов для невропатов. Одни утверждали, что причиной нервного срыва стали свиньи, другие — боулинг. Радио Лупа ловило только одну программу «Коммерческий боулинг».
Бабочки — это была идея Лулу. Она утверждала, что они делают кровавые подтеки с другой стороны похожими на красные розы. Не то чтобы она возражала против крови и жвачки, но розы и бабочки ей нравились больше. Они нравились ей настолько, что она решила не ограничиваться пластиком. Бабочки украшали косяки, клубки открытых проводов, грязные окна — все от фибролитового потолка до фанерного пола. Тысячами.
По бабочке было вышито и на открытых чашечках ее любимого легкомысленного бюстгальтера,который она надела специально после недоразумения у машины. Его-то первым и увидел Айк, когда наконец, моргая и задыхаясь, вынырнул на поверхность. Бескрайний серый холод уступил место своего рода парниковому заточению — было жарко, как в парилке. Хозяйка нежно держала его голову на коленях и что-то ворковала, словно он и вправду оказался героем.
— …поэтому когда ты наконец повернулся и я увидела твое лицо… тебя бы никто не смог узнать даже при дневном свете. Ты был так исцарапан! Но мне все равно очень жаль, что я тебе вмазала. Извини. Проси чего хочешь, только не мучай меня.
Айк сосредоточился и различил за бабочками черты Луизы Луп. Было похоже, что она уже довольно давно просит у него прощения. Она отодвинула в сторону мокрую тряпку и улыбнулась.
— В общем, я хотела тебя поблагодарить за то, что ты приехал… — она выжала тряпку и добавила «сосед». Айк почувствовал капли влаги на своих губах и попробовал подняться, но Лулу крепко его зажала своим лифчиком двенадцатого размера. — Не дергайся, это всего лишь ром. Я позвонила Радисту, и он сказал, что это отличное дезинфицирующее средство, почти как то, которым тебя поливали в больнице Растущих дочерей. Лежи спокойно…
— А где все?
— Уехали. Эдгар и Оскар забрали этого маньяка, может, лейтенант Бергстром засадит его за оскорбление действием. А папа поехал на причал за рыбьими потрохами. Весь этот шум очень встревожил свиней.
— На причал? — Айк снова попытался подняться. —¦ Черт, сколько сейчас времени?
— Тебе самое время лежать и отдыхать. Радист сказал, чтобы я остановила кровотечение и держала тебя в тепле и покое.
Айк застонал. Радистом у них называли некого доктора Джулиуса Бека, дисквалифицированного проктолога из Сиднея, который был известен у себя на родине под именем Бег-на-месте. Теперь его звали Радистом, так как у него была нелегальная коротковолновая установка, по которой он передавал свои сомнительные медицинские рекомендации и незаконно гонял регги и рэп. У него был плохой гетеродин, и когда его передачи прорывались в полосу частот коротковолновой связи, он горделиво заявлял о себе: «Привет, мокроштанники! Говорит фа-фа-фа-фа рыболовная снасть!»
— Он еще сказал, чтобы я проверила твои зрачки, нет ли сотрясения, — добавила Лулу. Она нагнулась, подмяв под себя свои пышные формы, и заглянула ему в глаза. Как и все ее родственники, она была приземистой и плотно сбитой, но обладала милым нежно-розовым личиком, обрамленным целым облаком растрепанных кудряшек медового цвета, напоминавшим сахарную вату. Она выжала на Айка еще струйку рома и рассмеялась, когда он вскрикнул.
— Кто бы мог подумать, что великий главарь Бакатча окажется таким слюнтяем! И вообще я не понимаю, как ты позволил такому слизняку, как мой бывший, так себя отделать, — кокетливо добавила она.
— Слизняку? Да он весит не меньше двухсот тридцати фунтов! Пусти, Лулу, дай встать. Мне надо на работу.
— Он же как меренга — сплошной банановый крем. Уж я-то знаю, что тебе ничего не грозило. — Она встряхнула головой перед самым лицом Айка и снова вздохнула. — Надеюсь, ты не подхватил от него никакой заразы.
Она отвернулась, чтобы снова намочить свою тряпицу. Бутылка с ромом стояла в огромном сугробе вощеной бумаги из-под бинтов, словно скрываясь там от окружающей жары. Улучив момент, пока она откручивала крышку, Айк поднялся и сел. Оглядевшись, он обнаружил под собой мятое шерстяное кашне в окружении подушек и бабочек. Посреди комнаты располагался столик из красного пластика, уставленный грязными бумажными тарелками, на некоторых из которых можно было распознать остатки пищи недельной давности. Небольшими пирамидами высились бумажные стаканчики с разводами от потребленных напитков. Под столом громоздились горы тарелок с апельсиновой кожурой, огрызками яблок, пустыми молочными упаковками и коробками из-под пиццы. Лулу перехватила взгляд Айка.
— Скоро мы все это уберем. Свиньи любят, чтобы бумага немного вылежалась. Наверное, она от этого становится вкуснее.
Айк нашел один сапог и натянул его на ногу. Лулу вздохнула и поставила бутылку на место, видимо, отчаявшись продолжить лечение. Она встала и двинулась вслед за Айком, пробиравшимся сквозь мусор в поисках второго мехового сапога. Когда он нагнулся, чтобы надеть его, Луиза запустила руку ему за шиворот.
— Ты же весь вспотел. Надо скорее раздеться.
— Еще бы тут не вспотеть, Лулу, — перевел дыхание Айк. — У вас же здесь как в печке.
— Папа любит, чтобы было тепло, — согласилась Лулу. — Но все равно надо раздеться. Кстати, я никогда не видела тебя в «Горшке» на вечерах Свободных девушек. Тебе не нравятся девушки?
— Вполне нравятся, Луиза. — В какой-то мере он был даже благодарен ей за это простодушное заигрывание — оно отрезвляло. — Просто дело в том, что у меня была назначена встреча с Алисой Кармоди — мы собирались немного порыбачить. А теперь я опаздываю.
— Не думаю, что Алису Кармоди можно считать девушкой, — промолвила Лулу, выпячивая нижнюю губу. — Однако не сомневаюсь, что лосось может подождать.
— Возможно. А вот Алиса Кармоди не может. — Айку наконец удалось обнаружить дверь, прятавшуюся за обогревателем. Внутрь ворвался поток свежего воздуха. Перед тем как уйти, он обернулся и увидел, что Луиза с надутым видом стоит в дверях. — Ты не боишься, что этот тип может вернуться?
— Какой ты милый. — Обида сошла с ее лица, и она улыбнулась. — Не волнуйся, обычно он держит себя в руках. Просто вышел из себя, когда неожиданно появился здесь и застал меня с твоим приятелем Гриром, когда мы… ну танцевали танец ямайских козлов, как это называет Грир. Со мной все будет в порядке. Он же просто меренга. К тому же Эдгар с Оскаром всегда умели привести его в чувство. Даже не могу себе представить, что его заставило вернуться; тупой он, что ли? Папа говорит, все дело в том, что он ни на что не годен. К тому же у него черный глаз, понимаешь? Тавро Ионы. Папа с самого начала предупреждал: все они приносят несчастье. Это у них врожденное. Но я, конечно, не верила. Мне было всего пятнадцать, мне казалось, что таких, как он, больше нет. А теперь я думаю, папа был прав: они неудачники.
