- Гы-гы, Гюнтер, учи историю! - хмыкнул Колобков. - Если бы твой Гитлер не атаковал Союз, Сталин сам бы на него напал! Слышал про операцию «Гроза»?
- Это есть всего лишь глупый болтовня! - отмахнулся Грюнлау. - Никакой «Кроза» не есть существовать, это все выдумка ваш глупый беллетрист Суворофф! Сталин не хотеть напасть на Германия, у нас быть пакт Молотофф-Риббентроп!
- Ну и что? Гитлер же нарушил? А Сталину что - нельзя? Да если б твой фюрер немножко повременил, мы бы ему так в спину ударили!…
- Петер, это не есть хорошо - бить в спина! Великий Германия никогда не бить в спина!
- А зря, - стукнул по столу сушеной воблой Колобков. - Мать моя, что за рыба такая… Зинульчик, ну что ты мне подсунула?! Почисть!
Супруга, читающая книжку в шезлонге, даже не почесалась. Зинаида Михайловна Колобкова, урожденная Сбруева, отнюдь не собиралась прерывать сеанс загара ради капризов муженька. То, что солнце уже почти село, ее не волновало.
- Так вот, что я говорю-то, - выплюнул кусок чешуи Колобков. - Зря твой Гитлер так гнал. Потихоньку, полегоньку, и завоевал бы себе жирный кусок, и травиться бы не пришлось. А так кончил, как Наполеон - проглотил больше, чем в горло влезло, на Россию попер зачем-то… Нельзя на Россию нападать, понимаешь? Мы, русские, народ ленивый, добрый, но если уж нас рассердить!… Клочков не оставим.
- Это есть верно, еще Бисмарк говорить… - сокрушенно закивал Грюнлау. - В Россия никогда не быть порядок, всегда есть беспорядок. Русише народ - хороший народ, только очень ленивый и безалаберный.
- Помалкивай, немчура… - беззлобно хмыкнул Колобков, утягивая к себе седьмую взятку. - Без одной вы батенька! Я же говорю - «Сталинград»! В Сталинграде немец обязательно проиграет!
Солнце все дальше уползало за горизонт. На виду остался лишь самый краешек, крохотная горбушка. Сергей специально уселся так, чтобы иметь возможность любоваться закатом. Он всегда был немножко эстетом.
А вот Колобков не испытывал никаких особенных симпатий к природным красотам. Ну в самом деле - на хлеб их не намажешь, в карман не положишь, так что с них проку? Вот погулять по лесу, подышать свежим воздухом, попить пивка на природе - это дело другое, это он любил. А бестолковое любование оставим поэтам и экзальтированным барышням.
Другое дело - Грюнлау. Немец относился к подобным чудесам очень хозяйственно. Каждый красивый закат он непременно фотографировал раз семь-восемь, а уже дома выбирал самый лучший кадр и делал слайд. За время круиза его крохотный аппаратик накопил уже несколько тысяч снимков - педантичный немец пользовался цифровиком и прихватил с собой целую кучу дополнительных карточек памяти.
А любоваться он не любовался. Зачем? Зрелище уже сфотографировано, задача выполнена. Дома полюбуется, в положенное время. В его распорядке дня именно так и было написано: «Четверг. 21.00-22.30 - просмотр слайдов». И каждый четверг Гюнтер Грюнлау включал проектор и начинал педантично разглядывать коллекцию красивых видов, собранную за многие годы.
- О, русише пирог! - обрадованно потер руки Грюнлау, отодвигая в стороны карты.
- Не пирог, а пельмени, рожа немецкая! - фыркнула Матильда Афанасьевна, с грохотом ставя в центре огромную миску с самолепными пельменями. - Кушайте, Петр Иваныч, пользуйтесь моей добротой! Может, лопнете уже наконец!
- Матильда Афанасьевна, а вы, может, сдох… помолчите немножечко?! - возмутился Колобков. - Такая су… уважаемая пожилая женщина, что вы на меня так взъелись?! Я что, вашу кону… квартиру украл? Плывете на моей яхте, и так со мной разговариваете!
- А вас, Петр Иваныч, будь моя воля, давно бы отправили в вытрезвитель! На принудительное лечение! Навечно! - уперла руки в бока теща. - Ничего, ничего, вот выберут Зюганова, он вам ужо покажет, как с немцами пиво жрать и пельмени распивать!
- Мама! - прикрикнула на бабку мадам Колобкова. - Ну что ты опять на Петю лаешься? Нет, правда, у тебя уже самой с психикой что-то!
- Родная дочь… - горестно закатила глаза Матильда Афанасьевна. - Э-эх…
- Ты, Гюнтер, на нее не обижайся, - заговорщицки зашептал Колобков, хитро поглядывая на тещу, ушедшую отчитывать дочь. - Ей коммунисты в башку пружину стальную вставили, вот и дурит.
- Да, коммунист быть плохой режим, - согласился Грюнлау. - После того, как есть умирать ваш Сталин, коммунист стать совсем плохой, никуда не годный.
- Да уж, лучше Сталина у нас царя не было… - вздохнул Колобков. - Умный мужик был, лучше всех свое дело знал… Гюнтер, а ты чего не ешь-то? Серега, ты тоже наворачивай! А то мне первому как-то боязно - мало ли чего Матильда туда насовала…
Сергей усмехнулся уголком рта. Порой он не мог понять, прикалывается шеф, или говорит всерьез. Но пельмень взял. А Грюнлау - сразу четыре.
- Во, дело другое, - тоже зачавкал Колобков. - Все за мой счет, пользуйтесь!
- Я все же настаивать внести своя часть, - потянулся за портмоне Грюнлау. Педантичный и честный немец не любил русского слова «халява», и предпочитал всегда оплачивать получаемые услуги. - Я настаивать, чтобы расход на этот круиз быть разделен поровну.
- Ни-ни-ни! - замахал руками Петр Иванович. - Ты что, Гюнтер, какие счеты? Русский и немец - братья навек, имя одно на двоих - человек! Мы же вместе воевали! Мы с вами, а вы с нами!
- О да, совместный война есть объединять народы, - согласился Грюнлау, пряча портмоне обратно.
- Солнышко мое, ну почисть мне рыбку! - заныл Колобков, отчаявшись разорвать воблу самостоятельно.
- Сколько раз я тебя просила не называть меня солнышком? - сухо уточнила жена, сдвигая солнечные очки на переносицу. - Я не желтая, не горячая и не круглая.
- Рыбка? - предложил вариант Колобков.
- Я не мокрая, не холодная и без плавников.
- Птичка?
- Перьев нет, летать не умею, птенцов не высиживаю.
- Зайка?
- Уши у меня не длинные, морковь не люблю, в норе не живу.
- Пупсик?
- А это вообще маразм какой-то! - решительно отказалась Зинаида Михайловна. - Петя, такие выражения унижают достоинство женщины!
- И ничего не унижают, - не согласился Петр Иванович. - Зинульчик, это ж я любя!
- Петя, Арлин Дэниэлс совершенно однозначно доказывает…
- Тьфу, начиталась всякой белиберды! - возмутился Колобков. - Они там в Штатах все сумасшедшие!
- А ты сам почитай! - протянула ему книгу в яркой обложке жена. - Вот, на, возьми! Тут доказывается, что мужчина и женщина должны быть равными! Понимаешь? Когда мужчина целует женщине руку, этим он ее унижает - дает понять, что она всего лишь женщина!
- Я не есть согласен, фрау Зинаида, - нерешительно вмешался Грюнлау. - Мне кажется, это есть совершенно наоборот.
- Да? А почему же тогда женщины мужчинам руки не целуют?
