Обо всем митрополит сказал — и о кровопролитиях, и о беззакониях, и о Божьем суде, и о грехах смертных, от расплаты за которые никакая власть земная уберечь не может. С того дня и пошло. Митрополит ничего спускать не стал ни государю, ни опричникам. При прихожанах разоблачал, из храма изгонял, а царю сказал, что сан с себя сложить в каждый час готов, потому что служит Престолу Небесному — а не земному. Всего два года с наречения прошло!
Только теперь Ивану Васильевичу одного отречения митрополита уже мало стало. Пытками да подлогами стали слуги государевы клевету на преосвященного собирать. Собрали. А уж потом Басманов с товарищами в Успенском соборе при всем честном народе Филиппа с митрополичьей кафедры сволок, ризы содрал, в простой монашеской одежде в Богоявленский монастырь увез. Собинной друг все твердил: «Гляди, государь, куда власть мирская человека грешного завести может, коли не бдит над ней власть церковная. Облик и подобие Божие утратить ничего не стоит».
Круто взялся Иван Васильевич за митрополита, куда как круто. Одних родственников — Колычевых десятерых казнил. Одну из голов в келью митрополиту прислать велел. Пусть, дескать, любуется, пока плоть до конца не сгниет. В 62 года Филипп в тверском Отрочь монастыре оказался. Здесь его и настиг Малюта Скуратов — взголовьем, на чем преосвященный по ночам голову преклонял, и задушил. Сам. Своими руками. Тесть царя Бориса Годунова, родитель супруги его — царицы Марьи. Еще друг собинной напомнил, что и детей злодея гнев Божий стороной не обошел. Ведь задушил Гаврила Пушкин и царицу Марью, и сына их единственного Федора. От расплаты куда уйти, в каком поколенье на прощенье рассчитывать!
9 июня (1652), в день Кирилла святого игумена Белозерского, посольство из многих бояр и священнослужителей во главе с митрополитом Новгородским Никоном привезло в Москву мощи святого Филиппа Митрополита Московского. Перед отпуском мощей из церкви святых Зосимы и Савватия Соловецкого монастыря, где они до сего времени почивали, за литургией митрополит Новгородский Никон от царя посланную грамоту к митрополиту Филиппу прочел, в которой государь Алексей Михайлович молил святого мученика отпустить вину прадеда его: «сего ради преклоняю сан свой царский за оного, иже на тя согрешившего, да оставиши ему согрешение его своим к нам пришествием».
19 июля (1652) мощи мученика Филиппа были помещены в серебряную раку в Успенском соборе Кремля. Праздник мученика празднуется всей русской церковью 9 января, 3 июля и 5 октября (вместе со Всероссийскими Святителями Петром, Алексием и Ионою).
Вот и вышло: только бы убедить собинного друга сан принять из царских рук — без выбора церковного. Бог с ними, князьями церкви! Ан ни за что соглашаться не хотел. Сколько часов в разговорах один на один прошло. Вот тогда и пришлось на собственном примере преосвященному доказывать. В Успенском соборе, у раки мученика Филиппа, царь с боярами и всем народом в ноги ему повалился, слово клятвенное дал ни в какие дела церковные властям мирским не мешаться, постановлений патриаршьих не касаться, а самого его почитать за архипастыря, отца духовного верховнейшего.
Иные во дворце возрадовались, иные толковать стали, мол, добился своего Никон, обошел государя. Только сам собинной друг другу своему державному сказал: «Надолго ли, государь, слова да терпения твоего хватит?». — «Навсегда!». — Помолчал: «Навсегда промеж людей не бывает, а уж у царей и подавно». — «Господь с тобой, друг собинной! Ведь рака мученика передо мной и до скончания века так стоять будет». — «Вот и дал бы мне Бог малость больше, чем мученику Московскому, крест свой нести». — «Что ты! Что ты! Как можно!», — руками замахал. «Все еще на нашем веку свершится, государь. Сам увидишь, а там и имени Никонова слышать не захочешь. Помяни мое слово».
Какое ж доверие к такому пророчеству иметь следует! А все на сердце горечь осталась, хотя бы потому, что верить другу собинному безоглядно привык. Разве что самыми что ни на есть дорогими подарками от сомнений отвести? Он на то: «Мы за милостыню царскую не будем кланяться… ибо приимет царь за то сторицею и живот вечный наследит».
25 июля (1652) митрополит Новгородский Никон избран, вопреки принятому порядку, по царскому указу, без жеребья. В начале чина поставления царь дал ему запись своею рукою: «еже во всем его послушати и от бояр оборонить и его волю исполнять».
15 августа (1652), в день празднования Успения Пресвятой Богородицы, государь поднес патриарху на золотой мисе золотую митру-корону вместо обычной патриаршьей шапки, опушенной горностаем, а также образ Филиппа Митрополита и братину золотую. А также был пожалован патриарху в Кремле Цареборисовский двор. Царицы на богослужениях не было, т. к. она донашивала последние дни ребенка — находилась в тягости и тягость ту переносила очень тяжело.
26 августа (1652), на день Сретения в Москве Владимирской иконы Пресвятой Богородицы, родилась у царицы Марьи Ильиничны царевна Марфа Алексеевна, вторая дочь царя Алексея Михайловича.
Дочь! Опять дочь… Только теперь понял: минуты не сомневался — будет сын. Должен быть. Наследник! От кончины первенца почти год не мог в себя прийти. Усовещеваний даже собинного друга будто не слышал: Бог дал, Бог и взял. Все верно. Только ему, новопреставленному младенцу Дмитрию, отцовский престол было наследовать, мир государству Российскому нести, отца от заботы главной освободить. А тут — Бог дал, Бог и взял…
Не потому ли, что именем несчастливым нарекли? Собинному другу в мыслях таких признаться нельзя. А как иначе думать? У государя Ивана Васильевича первенца этим именем крестили. И что? Поехал царь на богомолье, мамка дите в воду на Шексне с палубы судна упустила. Поверить страшно! Да, видно, не было в том ее вины — не казнил нерадивую царь, кажись, и в монастырь не сослал. Сколько лет прошло, решил память о сыне оживить. Последнего сына тем же именем нарек: царевич Дмитрий Угличский. Как сам страшно живот свой кончил, сколько смуты на землю русскую принес!
И вот теперь — Дмитрий Алексеевич… На свет пришел 2 октября 1649 года. По чину имя выбирали — семь дней вперед отсчитали. Вышло на Дмитрия Солунского. Можно бы преподобного Афанасия Мидикийского припомнить — чем не покровитель? И Феофила, епископа Новгородского, если не Луппа. Да все думалось, лучше связать с Рюриковичами, царя Ивана Васильевича помянуть. Не вышло. В октябре 1651 не стало Дмитрия Алексеевича. Спасибо, царица через месяц понесла. Не иначе — в утешение.
И в делах устроение началось. С собинным другом как нельзя лучше уладилось. Да и тут примета хорошая — под самое Новолетье царице родить.[14]Вот и родила…
Верховая боярыня, что с вестью пришла, глаза отвела: «Государь-батюшка, Бог радости прислал…». Запнулась. Собинной друг с поздравлением пожаловал: «Никак сокрушаешься, государь? Всякое дитя — дар Божий. А сына дождешься еще, и не одного, — чай, не перестарок. Скольких еще крестить будешь. Имя для младенца выбрал?». — «Не решил». — «И решать нечего. На нужный день имен женских множество: сорок дев-постниц. Тебе иное нужно — Симеон Столпник[15]и мать его Марфа. Бабу свою, Великую старицу,[16]почтишь».
