Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 59
— Пожалуй, — согласился Александров. — Во всяком случае, пока…
— Второй вариант — американцы. Мы не знаем, какую работу они ведут в тюрьме. Вернее, знаем, что ведут, но не знаем, какую именно. Они записывают все разговоры заключенных между собой, когда те думают, что их не слышат. И потом, эти так называемые тюремные психиатры и психоаналитики… На самом деле, они, скорее всего, штатные разведчики, обученные вести доверительные беседы, колоть собеседников, оценивать их моральное состояние, находить их слабые места. Для заключенных они — свет в окошке. Отчеты о беседах в камерах сразу поступают к американским обвинителям и в спецслужбы… Ну и, понятное дело, можно не только слушать, но и давать советы, направлять. И посоветовать, например, поставить вопрос о секретных договоренностях.
Молодой американский врач и психиатр Леон Голденсон наблюдал за психическим состоянием заключенных и главных свидетелей. Все они, по его утверждению, еще вчера паладины дьявола, теперь, напуганные, старались произвести на любого американца хорошее впечатление, добиться маленьких преимуществ и тем самым, возможно, спасти свою жизнь.
Как правило, они не скупились давать информацию, особенно если она отягощала вину других. Себя же самих они представляли совсем не значимыми и невинными.
Голденсон, хороший слушатель и наблюдатель, понимавший даже язык жестов, беседовал с ними на немецком языке. Это были беседы с персонажами «из ледяной вселенной», напишет он позже…
Глава IV
Ты с нами?
В этой полуподвальной пивной в сохранившейся части Нюрнберга, судя по всему, собирались все спекулянты, шлюхи и прочие темные личности города. Дым тут, несмотря на мерзкое пиво, стоял коромыслом. Олаф сунул хозяину несколько долларов, тот услужливо тут же приволок для него из подсобки отдельный столик, три стула и установил в углу. Обмахнув столик полотенцем, он почтительно осведомился, чего подать.
— Настоящее пиво у тебя есть? — поинтересовался Олаф, усевшись спиной к стене так, чтобы видеть весь галдящий зал и входную дверь.
— Есть, для особо почетных гостей, но… — многозначительно протянул хозяин.
— Деньги пусть тебя не волнуют, — бросил Олаф, выкладывая перед собой пачку настоящих американских сигарет.
Парочка размалеванных девиц с жадными глазами сразу стала подбираться поближе к его столику.
— И скажи своим шлюхам, чтобы они меня не беспокоили, — твердо сказал Олаф, глядя в глаза хозяина пивнушки немигающим взглядом.
Тот понимающе кивнул головой и сразу же отмахнулся от девиц, как от мух, полотенцем. Девушки, тяжело вздохнув, с разочарованным видом стали выглядывать других клиентов.
Олаф смотрел на всю эту мерзкую публику и думал, что при Гитлере, тут надо отдать ему должное, этих людей словно и не было. Они то ли не существовали, то ли не высовывались. Суровая имперская плита висела над их головами и грозила раздавить в любой момент без всякой жалости каждого. Теперь эту плиту разнесли орудия и бомбы союзников, и немцы превратились в стадо распущенных и жадных млекопитающих. А может и в голодных, перепуганных овец. Кому что по силам и по душе.
Хозяин поставил перед ним кружку пива, но уходить не спешил — ждал, когда Олаф оценит его качество. Олаф отхлебнул глоток — пиво было настоящее, немецкое.
— Порядок, — кивнул Олаф. — То, что надо… Когда ко мне придут, принесешь еще такого же.
Хозяин по-военному кивнул и удалился. «Этот порядок помнит», подумал Олаф.
В последнее время, благодаря барону, он научился смотреть на происходившее вокруг гораздо спокойнее. Поражение Германии подняло наверх грязную и мутную пену, считал барон, но скоро все уляжется, немцы вспомнят свои извечные национальные добродетели и примутся за работу. Ситуация полной катастрофы и национального унижения, как после Первой мировой войны, когда Германию топтали, поставив на колени, не повторится. Американцы вовсе не стремились превратить Германию в «картофельное поле», потому пришли к выводу, что ее полный крах послужит на пользу только России. Больше того — мощь Германии очень скоро может понадобиться Западу для уравновешивания неимоверной советской мощи. Так что Германия не будет уничтожена, ей дадут подняться, а дальше будет видно. Сегодня никто не может сказать, каким будет новый послевоенный мир, ясно только, что это будет противостояние Запада и Советов. Оно уже идет и с каждым днем набирает силу. И только предстоящий процесс над нацистской верхушкой пока объединяет их…
— Вы Олаф Тодт?
У его столика стояла молодая темноволосая девушка в наглухо застегнутом плаще с решительно сжатыми губами. Ее можно было бы назвать хорошенькой, если бы не чрезмерно суровое, даже ожесточенное выражение болезненно бледного лица.
— Допустим.
— Я — от Гюнтера.
— А где он сам?
— Скоро будет.
— Отправил вас на разведку, — усмехнулся Олаф. — А сам сидит в засаде…
Девушка его шутки не оценила, она смотрела на него холодными глазами, изредка бросая настороженные взгляды по сторонам.
— Садитесь, — кивнул на стул Олаф. — А то вас примут за проститутку, набивающую цену.
Девушка села.
— А я что, похожа на проститутку? — без особого интереса спросила она.
— Не очень. Хотя сегодня слишком много немок, которые ведут себя именно так…
— Я не из них.
— Это я понял. Как вас зовут?
— Гизела.
Около их стола возник хозяин с двумя полными кружками в руке.
— То самое, — многозначительно сказал он, поставил кружки на столик и почтительно удалился.
— Попробуйте пиво, — предложил Олаф. — Не пожалеете.
Девушка ничего не ответила, но пива отведала. Она была чертовски неразговорчива. И к тому же сильно занята какими-то своими мыслями. Как это и положено фанатику. Интересно, какие у них отношения с Гюнтером и что их связывает?
За соседним столиком какой-то пожилой господин грохнул пустой кружкой по столу и громко воскликнул:
— Разве это пиво? Это же вода!.. До чего довели Германию эти нацистские мерзавцы! Когда же, наконец, русские и американцы вздернут их? Пусть поболтаются на виселицах!
Гизела бросила на мужчину быстрый взгляд. И взгляд этот был полон презрения и ненависти, отметил Олаф. Видимо, девушка прошла школу гитлерюгенда и поработали там с ней на совесть…
— Привет, Олаф! Рад тебя видеть, дружище.
Перед ним стоял Гюнтер Тилковски. Он был в пальто с поднятым воротником и шляпе, надвинутой на глаза.
— О господи, ты похож на американского шпиона! — засмеялся Олаф.
— Я бы им стал, да не знаю, возьмут ли меня, — хмыкнул Гюнтер, усаживаясь напротив него.
Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 59
