Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 61
Верхний свет приглушен, полумрак и тихая музыка смягчают, скрадывают пространство. На столиках лампы с абажуром; и кофе варят с душой. В это время из посетителей — почти никого, кроме иногда забредающих и ищущих уединения влюбленных парочек (в основном из студентов, прогуливающих занятия). Позже спускаются пообедать финансовые воротилы с верхних этажей (многие помещения института сданы в аренду коммерсантам).
Раньше, как только Лена приехала в Москву, устроилась в школу — все ей казалось новым, заманчивым, многообещающим. С такими же девчонками (как и она, только что с институтской скамьи и принятыми в школу) — бегали посидеть в совсем другое кафе… Модное, разрекламированное. Одна стена выгибается в нем стеклянным полукругом, сидишь как в аквариуме. Зал наполнен таким чистым и прозрачным светом, будто его специально привозят, этот свет — и вставляют большим радужно-переливающимся кубом. (Привозят, разумеется, двое добродушных эльфов. Где-то у себя в Альпах, среди нагромождения белых прилетевших космических глыб и толстых древесных корней, сплетенных пальцами Бога, размышляющего, создавать ли этот мир дальше? — они аккуратно выпиливают льдисто-прозрачный воздух из плотной высокогорной сини. Пилы с хрустальным полотном жужжат по-пчелиному, работая на земляничном сиропе. Чуть огранив и подправив получившийся куб алмазными надфильками, грузят в фургон-рефрижератор. По ночным дорогам Европы мчится их автомобиль, пятна рекламных огней играют на ярко-красных бортах. Пограничники, таможня, полосатые шлагбаумы… Конечно, такой же природный, озерный и березовый свет можно привозить и откуда-нибудь поближе… например, из Великого Устюга. Но — несовершенство законов, загребущая чиновничья лапа, мздоимцы с полосатыми палочками на дорогах делают невозможным столь простое дело в России.)
Да… все так замечательно начиналось. Но довольно быстро компания от нее отделилась. Возможно, Лена оказалась не столь бойкой? Какая уж тут бойкость… Все дело в тетке, которая собственно и вызвала ее в Москву. Лена окончила пединститут в родном Новосибирске, учитель английского — и вдруг такие перспективы! Московская родственница писала, что все сделает для родной Леночки, слезно просила приехать. Вот и сделала! Как оказалось, тетка была неизлечимо больна и нуждалась в сиделке — безотказной помощнице при мучающей ее годами астме. Как все было красиво и блестяще обернуто! Москва, престижная школа, новая обстановка, знакомства. И что в итоге? Далекий район, одинокая комната, закатывающая по любому поводу истерики тетка.
Все было красиво и блестяще… Как обертка от «Сникерса»… Кажется ничего больше нет на свете, кроме этого «Сникерса». По дороге она покупала в ларьке шоколадный батончик. С одной-двумя чашками кофе посидеть в кафе выходило совсем недорого. Чашка кофе. «Сникерс». Еще чашка кофе. Две или три сигаретки. Иногда успевала проверить тетради. Порой к ней подсаживалась официантка Катя, они даже могли выпить с ней по рюмочке. И всегда это был «ну-коньячок-хорошенький-у-нас-сейчас-есть». Катя, таясь, прибегала с графинчиком.
А Лене хотелось настоящего портвейна.
Запомнилось, одна француженка в телепередаче — а дожила дама до ста с чем-то лет, самый почетный старожил Франции! — говорила, именно то способствовало ее долголетию, что каждый день она выпивала стакан портвейна и выкуривала четыре сигареты. Конечно, портвейн она выпивала самых изысканных сортов, а жила где-нибудь в уютной французской деревушке среди напоенных солнцем виноградников. Жила, надо сказать, на пожизненную ренту. «Ведь самый главный секрет долголетия, — добавила старушка, — это то, что всю жизнь я никогда не работала!»
Лена же подрабатывала репетитором, даже когда училась. И теперь одна работа, никакого просвета. Покупает батончик, бежит в пальтеце, ветром подбитом, сидит с одной чашкой кофе, никак не может согреться. Но обиднее того… разворачивает хрустящую обертку… и раздается мерзкий щелчок всемирного механизма несправедливости! Звонкие гульдены весело скачут в копилочку настоящей голландской семьи Сникерсов, которые есть на самом деле (читала в «Аргументах и фактах»). А сколько щелчков-звоночков? — и с каждого купленного батончика им обламывается по ноль целых, тридцать три сотых гульдена!
А дочка Сникерсов, наследница шоколадно-батончиковой империи — толстая раздобревшая Сникерсиха (там и фото в газете), — нежится сейчас, наверное, где-нибудь в шезлонге под средиземноморским солнцем, на палубе своей яхты. Изумрудные волны плещут в белоснежный борт, покрикивают ленивые чайки. В зыбком мареве виднеется берег, постройки античного полиса горстью ракушечника рассыпаны в густой зелени склонов. Она тянет к себе трубку спутникового, набирает номер… Хелло?!
Амстердам пропитан сыростью, силуэты островерхих крыш расплываются в тумане, словно бы нарисованные акварелью на хорошо смоченной бумаге. Вдоль каналов торжественными раскатами плывет гул ста тридцати колоколен, тюльпаны никнут под дождем… Папочка-Сникерс спросонья хватает свой спутниковый. Сам в вязаном колпаке, в полотняной рубашке до пят садится среди пышных перин. «Да, доченька, слушаю!» — «А знаешь, папка… — Сникерсиха любуется радужно вспыхивающими облаками сквозь лед в запотевшем стакане мартини, переводит взгляд на загорелого бойфренда, на его цветастые, с пальмами и обезьянами, бермуды. Парень с удочкой на носу яхты преспокойно удит себе… ну что там? — минтай какой-нибудь. — Знаешь, папка! Ведь жить-то как хорошо, верно?» — «Ну, конечно, моя дорогая!»
— Ну, конечно, моя дорогая… — машинально пробормотала Лена. Получилось, она как бы ответила склонившейся и что-то спросившей у нее Кате. — Да вон, посмотри, ничего-так-себе-мужчина, глазами зыркает! — настойчиво повторила официантка. — Я его к тебе пересажу.
Что это, кого пересажу? О чем речь?
Оказывается, все вокруг переменилось. Свет включили ярче. Две женщины с кухни относили столы с противоположного ряда в середину. (И пока было неясно, составляют ли они их в виде буквы «Т» — или «П»?) Тем не менее намечается какое-то мероприятие.
— Да он спокойный, сейчас допьет. А нам расставить все надо.
— Свадьба, что ли? — спросила Лена. Она ведь начала проверять тетради…
— Да у нас тут… то свадьба, то поминки! Мы сейчас зал подготовим к вечеру, банкет будет. Ты сиди спокойно. Я к тебе только этого подсажу, ладно? Видишь, все столики заняты. А он… не знаю, первый раз у нас… Может в институт приехал? Но на командировочного не похож, при деньгах мужчина.
Лена посмотрела в его сторону. К столику, за которым сидел незнакомец (всем своим видом выражая недоумение), неумолимо приближались внушительные женщины в белых куртках. Подхватывали столы, с грохотом выстраивали в длинный ряд. Но что за мужчина? Некоторое нарастающее напряжение в сцене даже рассмешило Лену. «Ну веди сюда этого… Штирлица!» — она махнула рукой. Почему-то ей это напомнило историческую встречу киноразведчика с женой в «Элефанте».
Катя переставила его закуски, подошел и он. В одной руке держал серый обтекаемый кейс, в другой — графинчик с водкой (словно боялся, что его отберут). И серый костюм сидел на нем как-то… обтекаемо. В глазах сквозила явная растерянность (а глаза не то серые? или голубые?) Возраст его? Ну, ближе к сорока, наверное. Жесткий ежик коротко подстриженных волос. Невысокого роста, плотен, сбит. Крутым мачо его не назовешь (это даже не Поль, и уж тем более, не Янский). Весьма усредненный тип. Коммерсант средней руки, похоже.
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 61
