Рэп отставил плошку и вытер губы, как будто принял решение. Оги протянул ему кувшин с вином, но юноша покачал головой.
– Я лучше останусь трезвым.
– Странный ты какой-то. Зачем тебе быть трезвым?
Трезвый боец? Джотунны считают, что это не по-мужски. Это даже большее жульничество, чем ясновидение.
Рэп молча почесывался. Он уже смирился с судьбой. Оги ожидал каких-нибудь аргументов, но их не последовало, и он начал гадать, не уловка ли это, не вздумал ли фавн потихоньку улизнуть. Рэп выглядел совсем не так, как полагается выглядеть юнцу перед боем с одним из лучших воинов Дартинга.
Треск кустов возвестил приближение Кани.
– Ты готов к драке, как я погляжу, – скованно произнес Оги.
Рэп улыбнулся:
– Для меня это будет большое удовольствие.
– Что? – Оги был глуховат.
Юноша шагнул ближе, глаза его сверкали, отражая огонь костра.
– Валли мне про Гриндрога другое рассказывала. Судя по ее словам, едва ли у меня есть хотя бы шанс. А ты говоришь, что шанс есть. Ладно, ты подловил меня, значит, у меня нет выбора. Вот и отлично! Дружище Гриндрог заслужил, чтобы ему оторвали башку несколько раз, а может, и не только башку.
Оги раскрыл было рот, но потом захлопнул его.
– Но ведь с Гриндрогом мы еще успеем разобраться. А я как раз хотел одолжить кое у кого башмаки потяжелее, так что пусть Гриндрог пока потягивает свою выпивку и упивается своими проблемами, не так ли? – учтиво произнес Рэп.
Внезапно, непонятно как, Рэп схватил Оги за рубашку и тряс его, поднимая все выше и выше над валуном, пока ноги импа не перестали касаться земли. И улыбался. Эта улыбка сияла у самого носа Оги, и он подумал, что впервые за ночь Рэп улыбается по-настоящему широко, но уже не той кроткой, дружелюбной улыбкой. Скорее, это было похоже на злобный оскал.
– Ну и сколько? – прорычал Рэп. – Сколько ты получишь, если ублюдок фавн побьет слепого чемпиона? Или эта слепота просто приманка для меня, дурака?
– Нет, Рэп, я думаю, он и вправду ни черта не видит. Я как раз собирался поговорить о твоей доле, если я… мы победим, и…
– Пожалуй, мне стоит маленько потренироваться.
Рэп, конечно, был наполовину джотунн. Обычно это никак не проявлялось.
Но теперь проявилось.
Оги надо было думать об этом раньше.
Рука Рэпа стиснула его горло, он задыхался. Оги чувствовал его ярость – настоящую джотуннскую ярость. Колени его затряслись.
Импы обычно дерутся, только имея численный перевес, а Оги никогда не слыл хорошим боксером. Он немного побузил, когда переехал в Дартинг, потому что так полагалось, и вскоре стал относительно независимым, так как умел кланяться, когда нужно. Немного найдется в Дартинге джотуннов, которые станут обращать внимание на какого-то там импа.
– Ты, Кани, кто еще?
Как бы там ни было, но сейчас Оги висел в воздухе. Фавн держал его одной рукой. Хватило же глупости не предусмотреть такую возможность!
– Ну, так ты, Кани, кто еще?
– Верг, – с трудом выговорил Оги.
– Начну с тебя. Потренируюсь, испробую несколько рецептов желе.
Оги про себя бормотал молитвы всем известным ему Богам.
Внезапно в светлый круг костра выскочил Кани. Он так запыхался, что едва мог говорить. Очевидно, в голове у него сидело что-то, выходящее за рамки матча Рэп – Гриндрог, потому что он не обратил ни малейшего внимания на происходившее у костра. Он хватал воздух и тыкал пальцем куда-то через плечо, и снова пытался сказать что-то. Наконец сглотнул и выдохнул:
– Орка!
– Что? – Рэп, будто очнувшись, увидел, как Оги шлепнулся и отполз.
Пока он поднимался, Рэп ушел в темноту. Звуки его шагов в густом подлеске постепенно затихали.
– Рэп, подожди! Рэп, это самоубийство! Шаги удалялись.
– Рэп, у нас нет оружия!
Но крики не могли остановить фавна.
Орка? Напуганный этим в тысячу раз больше, чем яростью Рэпа, Оги последовал за ним, бросив дрожащего Кани на произвол судьбы.
4
Оазис Высокие Журавли показался Инос отвратительным. Началось с того, что Азак, проезжая мимо нее, улыбнулся. Улыбка Азака могла испугать кого угодно – точно в медно-рыжей щетине швабры расползается щель. После отъезда из Араккарана бороде позволено было расти как заблагорассудится, и она получилась необычайно густой. Азак, с крючковатым носом, алыми джинновыми глазами, высоченный, надменный, непоколебимо высокомерный, был не из тех, мимо кого можно пройти не заметив.
На мгновение Инос остановилась, наблюдая, как он в своем широком одеянии бедуина гордо прошествовал в верблюжий загон. Рука его покоилась на рукоятке сабли. Она вздохнула. Азак – вот проблема так проблема. Его предложения о замужестве участились и становились настойчивее по мере того, как путешествие близилось к концу. Логика джинна была железной, аргументы не оставляли места для вопросов.
Только чудо могло посадить ее на трон предков, на трон Краснегара. А использовать магию разрешалось лишь в политических целях. Четверка с большей вероятностью одобрила бы ее прошение, будь она замужем. В особенности если ее муж будет сильным и проверенным правителем. Как Азак. Единственная неувязка заключалась в том, что ее саму не слишком устраивала такая партия, несмотря на то что Азак подходил ей по всем статьям. Инос не могла представить, как переживет скуку и однообразие краснегарской зимы. А если Хранители откажутся поддержать ее, то она окажется перед альтернативой стать султаншей Араккарана. А это совсем не одно и то же.
Когда Азак исчез в загоне среди ревущего стада верблюдов, Инос вернулась к своим обязанностям: они вместе с Кэйд ставили шатер. Кэйд терпеливо ждала, разглядывая племянницу выцветшими голубыми глазами – блеск этих старых глаз изумлял порой даже Инос, до того привыкла она видеть вокруг только джиннов.
– Первый Охотник на Львов, кажется, совсем не волнуется, – сказала Кэйд.
– Думаю, нужно не меньше десятка бандитских шаек, чтобы он испугался. Ну, откуда у нас сегодня дует ветер?
Они принялись за работу, а реплика Кэйд забродила в голове Инос, словно пивные дрожжи в бочонке. Неделями женщины, следовавшие в караване, тайком обсуждали опасности Гонлета. Здесь, в знаменитом оазисе Высокие Журавли, они оказались в самой гуще пресловутых опасностей, и потому были здорово взвинчены. А жены Охотников на Львов поговаривали, что и мужья их на взводе, и глаза джиннов краснели не только в силу наследственности, но и от круглосуточных бдений.
Отчего же Азак улыбался? А почему бы и нет? Разве имеет значение, что остальные путешественники раздражены и боятся? Азак хранил спокойствие перед лицом неизбежных опасностей. Усмехнувшись в свою густую бороду, он просто вспомнил, что шейх целым и невредимым много раз проходил Гонлет. И напомнил об этом Инос. Шейху ни разу не угрожал ни один бандит.
