Капитанские подпевалы дружно загоготали, но, как только всеобщее желание приложиться к кружкам и закусить восстановило в каюте некоторое подобие тишины, послышался негромкий голос:
— Капитан, мне тут подумалось, что вы могли бы прояснить для меня кое-что?..
Линк вытер рот и повернулся. Поскольку ирландец редко заговаривал за столом, главный острослов «Нежной Элизы» не накопил против этого пассажира никаких пропитанных ядом иронии стрел, кроме банальных выпадов в адрес его родины.
— Ну, сэр?
— Я задался вопросом, — продолжал Рыжий Хью, — как миссис Линк и все маленькие Липки из Бристоля… их, кажется, шесть?.. ну да, шесть маленьких вышних благословений, как вы вроде бы говорили… так вот, как бы они, на ваш взгляд, восприняли радостную весть о наличии у них целой армии африканских сестричек и братьев?
Если бы Джек не взглянул мельком на Бараббаса, уносившего кувшин с ромом, он бы ничего не заметил, а так сумел углядеть, как искалеченная рука передвинулась вверх, прикрывая усмешку.
Раб понял все быстрее хозяина.
— Миссис Линк? — изумленно пробормотал капитан.
— И все маленькие Линки, — уточнил Рыжий Хью.
До Линка наконец дошло.
— И вы посмели… да, вы посмели… поставить мою жену в один ряд с… с…
— Но ведь вы сами всегда с таким восхищением упоминаете о своей недюжинной способности к производству потомства. Я и подумал, что ваша достойная и мало чем уступающая вам в этом смысле супруга, конечно же, вправе разделить с вами вашу гордость и радость. Не говоря уже обо всех маленьких Линках.
От яростного негодования и без того пунцовая физиономия Линка пошла пятнами. Он стал надуваться, и Джек с трудом сдержал смех, ибо поднимавшийся со стула капитан все более походил на разозлившегося индюка.
— Знаете ли… вы, сэр, кого оскорбляете? Я царь и бог на борту своего корабля, я могу… да, я заставлю матросов раздеть вас… и высечь…
Линк сделал три шага вперед, и теперь его голова маячила на уровне груди Рыжего Хью, который встал тоже. Трудно было представить себе двух более непохожих людей: со стороны могло показаться, что бультерьер наскакивает на цаплю. Капитан схватил ирландца за безупречный жилет (для Джека всегда оставалось загадкой, как Хью при царившей на борту судна грязи ухитрялся постоянно поддерживать щегольской вид) и потянул его на себя, потревожив ряды перламутровых пуговиц, но тут произошло нечто неожиданное. Пальцы правой руки ирландца, покрытые мелкими рыжими волосками, мягко сомкнулись на запястье бывалого морехода.
— Что это вы себе позволяете… — заговорил было Линк, но осекся.
Глаза его вытаращились, от багрового лица отхлынула кровь.
— Все в порядке, — негромко сказал Рыжий Хью. — Все в полном порядке.
Все видели — он не ударил капитана, не толкнул его, вообще не произвел ни одного резкого движения. Однако Линк неожиданно отшатнулся назад и шмякнулся на свой стул, после чего его вырвало ромом и соленой треской. Прямо на стол.
При общей растерянности первым пришел в себя тот же Хью.
— Вот ведь незадача, а, капитан? — сочувственно пробормотал он, хлопая моряка по спине. — Ну да ладно, с кем не бывает. Может, выпьем водички?
Вода была принесена, выпита и выблевана на тот же стол. Подоспевший лекарь принялся вертеть капитану голову, заглядывая в глаза. Линк сидел молча, недвижно, с затуманенным взором.
— Я думаю, друзья, нашему командиру нужно улечься в постель. Кстати, это знак и нам разойтись по своим койкам. А, юный Джек?
Джек, не сводивший глаз с Линка и с немалым удовольствием наблюдавший за происходящим, кивнул. Пока Бараббас, эконом и судовой врач волокли Линка к его койке, они направились к выходу в сопровождении очухавшегося наконец помощника капитана.
— Пожалуй, — пробормотал старый Энглдью сквозь зевки, придерживая для них дверь, — я тоже последую вашему примеру.
— Жаль нашего благородного командира, — добавил он, покачав головой. — А все этот гвинейский ром, вот в чем все дело. Черные торгаши, сбывающие нам своих соплеменников, глушат его почем зря, но нашему брату, белым, с этим пойлом совладать трудно. То ли дело добрая мадера: дайте мне ее вдосталь, и я покажу вам, как надо пить.
Подмигнув Рыжему Хью и поклонившись Джеку, Энглдью двинулся восвояси. Ирландец повлек Джека в другую сторону, к кормовой палубе.
— Не подышать ли нам чуток свежим воздухом, как думаешь, парень?
Воздух, правда, был вовсе несвежим, а жарким, тяжелым. Он, как видно, накрывал эту часть океана уже довольно долгое время. Юго-западный ветер, быстро гнавший «Нежную Элизу» через Атлантику и хранивший в своем дыхании привет с ледяного Ньюфаундленда, стих две недели назад. С тех пор плавание сильно замедлилось. Все паруса были подняты, чтобы улавливать самые слабые дуновения бриза, но при этом вокруг не проглядывалось никаких признаков суши и никто из команды толком не знал, где именно они находятся. Даже Джек, ничего не смыслящий в навигации, краем уха все-таки некогда слышал, что широту определяют по положению солнца, но небо затягивали удерживавшие духоту плотные облака.
Однако после вонищи, царившей в каюте Линка, и этот воздух тек в легкие, словно живительный эликсир. Внизу, в кубриках, дышалось куда трудней. Все то время, пока корабль шел полным ходом, на палубе было слишком холодно, и люди денно и нощно торчали в тесноте внутренних помещений. Там пахло немытыми телами, гнилыми, цинготными зубами, а также шерстью подстилок и парусиной матросских коек, никогда, казалось, не просыхавших от навечно впитавшейся в них ночной испарины и мочи.
Члены команды питались изъеденными долгоносиками галетами и позеленевшим мясом, а потом, перебрав рому, непрестанно рыгали при свете чадящих свечей из китового жира. Основным же, перебивающим всю эту мешанину запахов «ароматом», совершенно независимо от того, сколько бы ни надраивали матросы уксусом судовые настилы и переборки, являлся мерзкий смрад самого корабля, в тесно набитых трюмах которого перевозили, как скот, в собственных испражнениях, рвоте и нескончаемом ужасе скованных цепями негров.
Неудивительно, что, как только чуть-чуть потеплело. Рыжий Хью с Джеком вынесли свои гамаки на верхнюю палубу. Пусть первые несколько ночей им и пришлось поежиться от прощальных порывов студеного ветерка, беда в этом была небольшая. К тому же у Джека, по крайней мере, имелась медвежья шкура, и если раньше ему казалось, что она отдает затхлостью, то теперь, после восьми недель заточения в вонючих недрах работоргового судна, этот душок. Бог свидетель, воспринимался чуть ли не как благоухание.
— Погрызем луку? — предложил ирландец.
Джек поморщился.
— А что, без этого не обойтись?
— Сам знаешь, что нет. Если, конечно, ты не хочешь заполучить тот же недуг, который делает дыхание нашего благородного капитана еще более вонючим, чем ему положено быть от природы.
