Лаптев, хоть и гордился тем, что он однофамилец моряков, чье имя целое море носит, на морских судах никогда не бывал. Однако даже он, едва ступив на палубу, сразу заметил, что она какая-то слишком пустая. А настоящий моряк наверняка насчитал бы великое множество всяких деталей, механизмов, снастей и других предметов, без которых ни одно судно в море не выходит. И еще — ни на палубе, ни на мостике не было ни одного матроса.
В это время на палубу выбрался Робинзон Заставкин и по-приятельски пожал руку капитану.
— Как всегда вовремя! Минута в минуту! — похвалил Робинзон.
— Стараемся! — скромно ответил капитан. — Целый год по этой программе работаем. И вот первый сюрприз — новый пассажир, да еще и Лаптев. Не Харитон, правда, но все-таки.
— Сюрпризов еще много будет, — вздохнул Заставкин. — И боюсь, что не только приятных. Наша программа претерпела очень серьезные изменения, и теперь неизвестно, чем она закончится.
— Так это ж прекрасно! — просиял Немо Бесфамильный. — Наконец-то хоть что-то изменилось! Разве не приятно, что это проклятое однообразие закончилось?! Романтика!
— Я бы не торопился с радужными прогнозами, — заметил Робинзон, — в дисководе D стоит игра «Монстры». Именно она повлекла за собой изменения в программах. Чем все может кончиться, даже представить трудно. Возможны весьма опасные явления!
— Любые опасности предпочтительнее унылого движения по кругу! — воскликнул капитан. — Не так ли, юноша?
— Не знаю… — произнес Толька. Он явно не разделял восторгов капитана, но прямо сказать об этом не решался — не хотел выглядеть трусом. Не мог он и лихо заявить: мол, мне все нипочем — ничего не боюсь!
— Вы, я вижу, скромничаете, — заявил Немо Бесфамильный, — несомненно, вам уже грезятся опасности и приключения! Прошу на мостик, мой юный друг! Минут через пять, согласно прежней программе, у нас должно быть кораблекрушение. Интересно, состоится ли оно на этот раз?
«Он что, дурак?!» — подумал Лаптев. В самом деле, какой нормальный капитан обрадуется такому известию? А этот аж сиял, как пуговица на белом кителе.
Впрочем, Толька вслух ничего не сказал. Он последовал за капитаном на мостик. Туда же, грустно вздыхая, отправился и Робинзон Заставкин.
Все трое поднялись на мостик, где прямо перед трубой, из которой клубами валил белый дым, находилась маленькая штурвальная рубка. В ней, к Толькиному удивлению, не оказалось ни штурвала, ни компаса, ни других приборов и органов управления кораблем.
— Скажите, товарищ капитан, а вы что, сюда из подводного флота перешли? — спросил Толька.
— Ха-ха-ха! — раскатисто расхохотался Немо Бесфамильный. — Вы имеете в виду, не связан ли я каким-либо образом с капитаном Немо жюль-верновским? Уверяю вас, у нас ничего общего, кроме того, что он — Немо, и я — Немо. Немо — значит «никто». Но у Жюля Верна Немо — псевдоним индийского принца Дакара, а у меня — имя собственное. Меня, как и уважаемого Робинзона Заставкина, сперва нарисовал художник, а потом анимировали программисты. Но имен ни мне, ни ему они не дали. Просто сочли это излишним. Даже Робинзону, хотя он, между прочим, главное действующее лицо нашей заставки. Пришлось нам самим придумывать себе имена и фамилии.
— А я вообще-то не помню, где вы в заставке появляетесь, — признался Толька. — Робинзон там все время на экране, а где вы — не приметил…
— Я там, где появляется корабль, — гордо объявил Немо Бесфамильный. — На мостике, если как следует приглядеться, всегда видна моя фуражка.
— И что, у вас ни одного матроса нет? — спросил Толька.
— Ни единого! — гордо заявил капитан. — Мой «Безымянный» в них не нуждается. Тем более что мое плавание в заставке продолжается всего пятнадцать минут. В начале заставки корабль тонет и с него спасается Робинзон, а в конце — корабль подходит к острову и забирает Робинзона. Потом все повторяется сызнова…
— Простите, вы сказали, что с корабля спасается Робинзон, — заметил Толька, — а вы сами?
— А я иду ко дну вместе с кораблем, — спокойно ответил Немо Бесфамильный. — Но это не страшно. Потом мы с «Безымянным» снова появляемся и забираем Робинзона с острова.
— Да, — кивнул Заставкин, — это верно. Но беда в том, что так было прежде. Что будет теперь, после того как программа изменилась, предсказать невозможно.
— То есть может быть так, что с корабля никто не спасется? — опасливо спросил Толька.
— Да, такой вариант тоже не исключается, — согласился Робинзон. — А может быть, наоборот, спасутся все.
— Кстати, — объявил капитан, — согласно моему хронометру, пять минут уже истекли. Остров Робинзона на горизонте не наблюдается, а кораблекрушения до сих пор не произошло.
Действительно, остров исчез, хотя корабль вроде бы не мог отойти от него так далеко за пять минут.
— Неужели кораблекрушение отменяется? — обеспокоенно произнес Немо Бесфамильный. — Что же мне тогда делать?
— Наверно, плыть куда-нибудь, — пожал плечами Робинзон.
— Но у меня даже штурвала нет! — воскликнул капитан. — А судовая машина работает сама по себе, я не могу ею управлять. Все подчинено программе.
— Ну, тогда остается надеяться, что измененная программа куда-нибудь да вывезет нас! — философски заметил Заставкин.
— Смотрите! — испуганно заорал Толька, показывая пальцем куда-то прямо по курсу корабля. Там неожиданно сгустились тучи — откуда только взялись среди ясного неба?! — и возникло нечто, напоминающее огромный гриб-лисичку, только не оранжевую, а сизо-черную. «Ножка» тянулась из моря, а «шляпка» упиралась в тучи. Быстро увеличиваясь в размерах, «гриб» несся к «Безымянному».
— Прекрасно! — воскликнул капитан, приглядевшись. — По-моему, это смерч. Так что кораблекрушение все-таки состоится!
Глава V
УНЕСЕННЫЕ СМЕРЧЕМ
Смерч налетел так быстро, что Толька даже не успел его как следует рассмотреть, не то чтоб куда-то от него укрыться. В считанные секунды вихрь из множества водяных капель рванул Лаптева куда-то вверх и потащил в воздух, по расширяющейся спирали. При этом Тольку вертело и кружило самым невероятным образом. То есть его вращало и вокруг оси, проходившей от макушки до пяток, как волчок, и вокруг оси, проходившей через живот и спину, как пропеллер, и вокруг оси, проходившей через бока, как акробата, делающего сальто. Только если для акробата тройное или четверное сальто — это выдающееся достижение, то Лаптев сделал их в десять раз больше.
Где-то поблизости кувыркались подхваченные ветром Заставкин и Бесфамильный. Верх и низ с сумасшедшей скоростью менялись местами. Несколько раз Толька успевал увидеть внизу белый корпус «Безымянного», а один раз даже остров Робинзона. Впрочем, и корабль, и остров появлялись в поле зрения лишь на несколько мгновений. К тому же очень скоро смерч поднял Тольку и его товарищей по несчастью на такую высоту, что они оказались внутри огромной, бешено вращающейся тучи, в которой еще и молнии во все стороны сверкали. Теперь, кроме сизо-серой мути вообще ничего различить было невозможно.
