– Володенька, сынок, – завела она тихим, жалостным голосом, – не гуляй ты с этой Анькой… Не надо, а, сыночка?
– Да не гуляю я с ней! – раздраженно передернул плечами тот. – Чего ты ерунду какую-то в голову себе вбила?
– Не гуляй с ней, ну пожалуйста!
– Мама, я с ней не гу-ля-ю! Я проводил ее домой, понимаешь? Поздно было!
– Она знаешь какая?! – ехидно сузила глаза Маша, быстренько скидывая жалостную мину.
– Знаю. – Володя решительно встал.
– Не знаешь! – выкрикнула Маша, пытаясь на ходу выдумать порочащие начальничью дочку ужасы.
– Знаю, мама, – спокойно произнес Володя. – Я с ней, между прочим, в одном классе восемь лет отучился. Хорошая, умная девчонка.
– Да?! Да? А мать тебе кто? Кто я тебе?
– Сама же сказала – мать. Я вообще не понимаю, что на тебя нашло. Что я – только с тобой и Вадькой общаться должен?
– С девками валандаться не надо!
– А что я – всю жизнь у твоей юбки сидеть должен? Не собираюсь.
Ох, как же Маше хотелось крикнуть – да так, чтоб во всех Выселках слышно было! – что да, да, да, не должны ее сыночки ходить с девками, должны быть при ней… А как такое скажешь? Кто еще это по-настоящему поймет? Разве только другая такая мать, несчастная и одинокая.
Сын ушел, так и не пообещав не встречаться ни с этой проституткой Анькой, ни с другими девками. Да и ведь верно – рано или поздно сыновья найдут себе по такой вот шалаве, забудут, бросят родную мать…
Маша нагрела воды помыть посуду, а там надо было еще на огороде поработать, ужин ребятам приготовить и пораньше лечь спать. Завтра в девять часов утра ей было заступать на суточное дежурство. Из цеха она ушла – больно тяжко на сделке – и теперь работала вахтершей, приглядывала, кто ходит на завод, проверяла пропуска. Стажу-то рабочего у нее для пенсии, что светила ей через шесть долгих лет, было достаточно, но деньги нужны были, чтобы докармливать сыночков.
Утром Маша тяжело – она толстела каждый год после сороковника кило на три – дошла до автобусной остановки, и тут ее пронзила гадкая, свербящая мысль. А ну как сыночки драгоценные в это ее суточное отсутствие не только пойдут гулять с девками, но и приведут их к ней в дом?! Как ей это раньше в голову не приходило? Конечно, в их деревне все только и делали, что доглядывали друг за другом – чтоб кто-то, украдкой, не получил большую, нежели остальные, долю телесных удовольствий, – но сыновья могли как-то исхитриться, обмануть общественное мнение, обойти догляд…
Все это дежурство Маша только и ерзала, соображая, как бы ей на следующее утро проверить – не было ли кого чужого дома? И телефона у них нет, хоть позвонить, где находятся сыновья ночью, спят ли дома или?… Тут она впервые пожалела, что нет у нее подруги или хоть сколько-нибудь доброжелательной приятельницы – проследить за сынками, предупредить… Некому довериться в этих проклятых Выселках. Все обсудят, наплетут, чего было и чего не было, все изгадят…
Вечером, просматривая невидящими глазами пропуска работников заводоуправления, шедших со службы, Маша все представляла и представляла, как мерзко хихикающая, накрашенная девка бродит по ее дому, заглядывает в углы, находит грязь и указывает на нее мальчикам: «Мамка у вас дом вести не умеет… Вот была бы я здесь хозяйка!..» А потом эта сыкуха… и Машин сыночек… или оба два… ох!
Мысли эти довели Машу до занудно-мучительного колотья в левом боку – сердце так и сжимало от тоски и гнусных подозрений. Даже спать ночью не хотелось, хотя, когда из конторы уходили последние сотрудники – ясно, почему они задерживаются допоздна! – можно было спокойно прикорнуть на кушетке в стеклянной будке.
Домой с дежурства Маша приезжала уже почти в одиннадцать утра: все следы ночного разврата были бы уже наверняка прибраны и попенять сыновьям все равно не удалось бы. И домой Маша не поехала – пусть вот побудут без нее, без завтрака, – а зашла к двоюродной тетке. Та была как бы с другой ветви их генеалогического древа – образованная и от образованных родителей. Да просто повезло ей. Какая-то из их общих бабушек выскочила в свое время замуж за начальничьего сынка, дала образование детям, ну так и пошло-поехало.
Тетка, совсем молодой, вышла замуж за вдовца с маленькой дочкой, воспитала ее как свою, а собственных детей не завела – все наукой занималась. Машу тетка принимала охотно и сочувственно, а вот теткин муж ее недолюбливал – считал, что она своими разговорами и жалобами расстраивает родственницу. Поэтому, когда Маша заходила, они с теткой устраивались на кухне, а теткин муж, скупо поздоровавшись, уходил в комнату и смотрел там свой бесконечный телевизор.
На вежливый вопрос тетки о детях Маша, поджав губы, выдохнула как в последний раз в жизни:
– Гулять начали!.. Теть Кать, а? Не знаю, что и делать!..
– Гулять? – Тетка недоуменно поглядела на нее поверх толстостеклых очков, нелепо увеличивавших глаза. – Это что – пить, что ли?!
– Пить?! Да ты что, теть Кать? Они ж у меня непьющие, в отца. Нет… С девками гуляют.
– Да что ж в этом плохого? – удивилась тетка. – Если б они не интересовались девушками – вот это могло бы насторожить. А так – это нормально.
Нет, тетка, давно жившая с замужней падчерицей врозь, Машу понять не могла. Поэтому Маша только горестно покачала головой.
– Не хочешь же ты сказать, что они должны всю жизнь быть при тебе? – продолжила тетка, не услышав от Маши вразумительного ответа.
– А почему нет? Почему нет-то?! – вскинулась Маша. – Пусть бы были!
– Потише, – поморщилась тетка. – Голос у тебя… Только алалы с мечети кричать. А ребята… Рано или поздно они все равно влюбятся, женятся, либо к тебе невесток приведут, либо к ним уйдут. Тебе просто надо быть к этому готовой. Это только дело времени.
Тетка пожала плечами и принялась вдевать нитку в иголку – она никогда не сидела просто так, все что-то шила, вязала. Это всегда раздражало Машу. Будто ее здесь не было, или тетке было жаль тратить время на дальнюю родню, сбоку припеку, и она совмещала общение с домашними делами.
– Не понимаешь ты меня, теть Кать.
– Не понимаю, Маша. – Вдев нитку, тетка подняла на Машу глаза. – И я тебя не понимаю, и ты своих ребят не понимаешь. Разные мы все. В разное время молодыми были. И поэтому не надо им навязывать ничего. Они неглупые. Сами разберутся со своими девушками.
– А я что ж, должна сидеть и смотреть, как они пропадают? – со слезами в голосе спросила Маша.
– Как это они «пропадают»?
– Так гуляют же! – в отчаянии всплеснула руками Маша.
– Что, Мария, опять проблемы? – веско спросил теткин муж, грузноватый, холеный, с красивой сединой мужчина, заходя на кухню – якобы для того, чтобы налить себе чаю.
Маша уже собралась упрекнуть «родственника» за его черствость и непонимание, как ее опередила тетка:
