Беатриче, подносившая ко рту горшочек с супом «мизо», поперхнулась и закашлялась.
– Конечно, я понимаю: мое предложение для тебя полная неожиданность. И все-таки… попробуй со всей серьезностью подойти к нему. Послушай… – Он скрестил руки на груди, сосредоточился, даже наклонился над столом, словно убеждая делового партнера в преимуществах новой рекламной стратегии. – Тебе нужен мужчина, который заботился бы о тебе, а ребенку – отец, который даст ему имя.
– Думаешь, моего имени недостаточно?! – взвилась Беатриче. – Не знаю, в каком мире ты живешь! В наше время нет ничего зазорного в том, чтобы ребенок носил имя матери!
– Может быть, в некоторых кругах это и так, – признал Маркус с улыбочкой. Вот она-то окончательно и вывела ее из себя. На лице его написаны одновременно высокомерие и сочувствие. – Разве ты не желаешь, чтобы твой отпрыск жил в нормальной семье, чтобы в будущем перед ним открывались все двери? Ты станешь моей женой – и я гарантирую ребенку отличный старт в жизни. Вы – он и ты – будете материально обеспечены, тебе не придется больше работать, ты полностью посвятишь себя воспитанию ребенка, дому… мне, наконец!
– Как тебе пришла в голову такая безумная идея?!
– Принимая во внимание нашу многолетнюю дружбу, мою любовь, считаю своим долгом сделать тебе предложение. Честно говоря, меня удивляет, что ты так пренебрежительно отнеслась к этому. Это вовсе не безумная, а вполне разумная идея.
В полном замешательстве она молчала, качая машинально головой.
Уж не почудилось ли ей все это? Неужто она снова погрузилась в Средневековье?! Не может ведь наяву мужчина в две тысячи втором году всерьез сделать такое предложение! Он руководит рекламным агентством, считает себя образцом прогрессивности и либеральности… Это, должно быть, шутка… Но стоп! Маркусу юмор не свойствен.
– Я уже говорил с родителями. Мама в восторге от моей идеи. Ты знаешь, она всегда тебя любила. А отец свяжется с нашим семейным адвокатом и подготовит все необходимые документы. Малыш, как только родится, будет носить мое имя! – Он улыбнулся. – Представляешь, отец даже обещал считать его своим внуком и выделить ему соответствующую долю наследства. Вот твой ребенок, мальчик или девочка, уже совершеннолетний – и он абсолютно независим в материальном отношении. А тетя Сильвия готова стать крестной матерью. Что ты на это скажешь?
«Ничего не скажу», – подумала Беатриче. Ей действительно нечего сказать. Но что-то в голове вертится, нашептывает ей на ухо…
– Али аль-Хусейн! – громко и четко произнесла она. – Звучит неплохо. Что касается крестин – ничего не выйдет!
Маркус побледнел.
– Что ты сказала? Что это за имя?!
– Так я назову ребенка, если родится мальчик. Так звали его отца. А поскольку он был мусульманином, я воспитаю его сына в мусульманской вере.
– Мусульманином?! Ты…
Беатриче наслаждалась своим триумфом: несколькими фразами она внесла замешательство в узенький мирок Маркуса Вебера. Опомнившись, положила палочки, уперлась локтями в стол и, прищурившись, устремила на неожиданного жениха насмешливый взор. Впрочем, не стоит так проявлять свои эмоции. Взяла себя в руки и спокойно продолжила:
– Может быть, прежде чем созывать гостей на свадьбу, тебе и твоей семье стоит побольше узнать об отце ребенка? Так вот… Он араб.
– Господи помилуй… Надеюсь, он не…
Он не успел закончить – она повелительно промолвила:
– Лучше ничего не говори!
Маркус пробормотал что-то невнятное, разглядывая свои руки. Но сделал над собой усилие и продолжил:
– Слава богу, что не чернокожий. Надеюсь, мне удастся убедить отца…
– Довольно, Маркус, спасибо. Разговор наш окончен!
– Думаю, несмотря ни на что, я выполню свою миссию. Конечно, это нелегко, но…
– Маркус, довольно! – вскрикнула она. – Я не нуждаюсь в твоем великодушии и не принимаю твою жертву! Я твердо решила воспитывать ребенка одна и сделаю это. Я не выйду за тебя замуж.
– Прошу тебя, Беатриче, все хорошо обдумать.
Она отрицательно покачала головой.
– А что тут думать? Посмотри на меня: похожа я на женщину, которая добровольно отдастся в лапы твоего до тошноты добропорядочного семейства?
– Как ты смеешь так говорить о моей семье?!
– Разве я не права? Представляю, сколько сил потратила бы твоя мать, чтобы сделать из меня то, что называется «женщина из хорошего общества»! Наверное, разнесла бы по всему Гамбургу, какой подвиг совершила, приютив меня и моего бедного ребенка в своем доме. А твой отец постоянно давал бы почувствовать, что только его великодушие спасло меня от пропасти – ведь благодаря ему я оказалась на Олимпе ганзейской аристократии. – Она перевела дух. – Нет уж, спасибо! Я отказываюсь от такой чести!
– Беатриче, ты должна…
– Нет, Маркус, ты точно такой же, как они. Все знаешь лучше меня – что мне можно, что нельзя. Стал бы все решать за меня, контролировать каждый мой шаг… Задохнусь я от такой жизни.
– Но три года, проведенные со мной, ты выдержала успешно. И, вижу, эти три года пошли тебе только на пользу. Кроме того, не я ведь так осложнил твою жизнь.
Она яростно замотала головой – ее трясло от возмущения.
– Что ты себе позволяешь?! Мою жизнь никто не осложнил! Тебе, по-видимому, не дано понять: я любила отца своего ребенка! Единственное, о чем сожалею, – что нам не суждено быть вместе!
– Ты меня разочаровала, Беатриче! – торжественно заявил Маркус. – Нашла себе какого-то верблюда…
– Сто-о-п! – прервала она его и решительно поднялась. – Уходи сейчас же, прежде чем скажешь еще хоть слово! Не убивай остатки нашей дружбы.
– Возможно, ты и права. – Он тоже поднялся. – Не обижайся, Беатриче, но ты сильно изменилась.
Они вышли в прихожую. Маркус надел пальто, взял ботинки, любовно погладил…
– В этом доме найдется рожок для обуви? Не царапать же мне итальянские туфли…
Ну и вопрос, и в такой момент! Чаша ее терпения переполнилась. Резким движением она схватила ботинки – ручная работа, цена каждого превышает стоимость недельного отдыха в Турции, – рванула входную дверь и вышвырнула их один за другим на лестницу.
– Вот так! Надевай на улице! А теперь… исчезни! Не хочу тебя больше видеть!
Маркус застыл на месте, но потом быстро пришел в себя.
– Неряха! – закричал он и опрометью в одних носках бросился вниз по лестнице.
Так спасают жизнь, а не пару ботинок.
Беатриче с треском захлопнула за ним дверь и вернулась на кухню. Стойкий запах дорогого лосьона после бритья, которым он пользовался, ударил в нос, почти лишил рассудка. Влажная зеленая плесень… ох!.. Еще хотя бы секунду будет вдыхать этот запах – задохнется!
